Точка бифуркации - [16]

Шрифт
Интервал

– И ещё у тебя губы красивые, – сказал я беззвучно и пошёл к выходу. Приближалась моя остановка. Уходя, отметил, что на щеках Марины появился румянец. Может быть, и показалось – в маршрутках плохое освещение.

У матери Цветаевой не нашлось. Выдала читанного мной Брюсова и посмотрела на меня с плохо скрываемой иронией. Я зачем-то сочинил, что задали по литературе, а в интернете меня, разумеется, забанили. Сойдёт и Брюсов.

На следующий день, пока я списывал английский, Мурзя листала томик Брюсова, оставленный мной на полке.

– А что ты помнишь наизусть? – спросила она, показывая на книгу.

Я отложил переписывание темы «Моя школа» и прочитал ей «Всё кончено», на котором вчера томик Брюсова открылся.

– А я только Пушкина помню, – засмеялась Мурзя. – Сколько бы ты, Вжик и Валерка мне стихов ни читали.

У Мурзи плохо с памятью на поэзию. Первое время она пыталась учить по литературе вместе с кем-нибудь из нас троих. Но ничего толкового не выходило. И Мурзя сдалась. С тех пор в день, когда учитель литературы давала задание выучить стих, из общаги она не выходила.

– Жалко, что ты вчера нам не прочитал, – сказала Мурзя, улыбаясь, только голос у неё стал грустным. – Тебя не хватало.

– На Новый год почитаю.

Мы ещё весной решили встречать Новый год вместе. У Мурзи уютно, и мать уходила в гости, но останавливала празднующая общага. К Валерке в этом году съезжались родственники, а их у него много. Родители Вжик приглашали к себе нескольких знакомых, имевших схожий бизнес, она не хотела быть витриной семьи и сама стремилась уехать. Оставалась моя квартира, тем более что мои уезжали к другу – дяде Андрею. Я предупредил родителей, и они, конечно, согласились. Намечался кутёж с литрами выпитого сока, парой сотен бутербродов от Мурзи, ночной игрой в «Эрудита» и катанием на горке во дворе под салюты и радостные крики празднующих жителей.

Новый год приближался, и с каждым днём город становился всё симпатичнее. В середине ноября каждый магазин считал своим долгом навесить на окна мигающие гирлянды, с каждым миганием на секунду приближающие наступление праздника. На всех площадях монтировали большие ёлки. Появились поздравительные вывески. Только снег, выпав два раза и оба раза стаяв, не торопился лечь в третий, окончательный раз.

Родители уехали по личным делам, и мы с Мурзей переместились на кухню. Она смотрела на мигающую вывеску магазина «Продукты», резала свежекупленный там огурец, и мы вместе мечтали о Новом годе.

– Чёрт! – воскликнула она.

Это самое непотребное слово, которое может произнести Мурзя. Значит, случилось что-то из ряда вон. И действительно случилось – она порезалась. Это вправду из разряда невозможного, Мурзя может бесконечно резать бутерброды, но даже мозоли не будет. Она хотя и лёгкая, но крепкая и ловкая. Её не так легко поймать, когда собираешься кинуть в кучу тополиных листьев или в сугроб. Мурзя с удивлением смотрела на каплю крови, появившуюся на пальце. Я наскоро залепил кровоточащую ранку лейкопластырем. Мурзя привычно смеялась, пыталась вспомнить, как это произошло. Чик, и всё.

– Что-то случится, – сказала Мурзя, когда мы, стоя на остановке, ждали маршрутку. – Это знак.

Жизнь Мурзи полна знаков, и она каждый из них пыталась трактовать. Знаки сулили мне победу на соревнованиях, счастливое путешествие Вжик на зимних каникулах, пятёрку на контрольной или, наоборот, двойку. Бóльшая часть их – пустяки. Чем чаще человек пользуется ножом, тем больше вероятность, что он им однажды порежется. Но если хочется думать, что это особый знак, то я переубеждать никого не буду.

Утром я сел рядом с Мариной. Если бы кондуктор не дремала на ходу, то, вероятно, удивилась бы. А если бы верила в знаки, то это самый он. Но кондуктор, не заглянув в мою школьную справку – знала в лицо, – подала билет и вновь заклевала носом.

– А почему ты не ездишь в школу в бежевой куртке?

– Она чужая, – ответила Марина. – Я её взяла у подруги с тобой прогуляться.

Я подумал о том, что семья у неё странная: мама с красивыми глазами, папа вообще подполковник, а денег на куртку нет. Пусть недорогую бежевую.

На этой же неделе я не удержался и вышел на остановку вместе с Мариной.

– Зачем? – спросила она.

– Захотел проводить тебя до школы.

– Не нужно, – Марина была безапелляционна, как в истории с телефоном.

– Давай на выходных встретимся у меня, – предложил я.

– Возможно, – неопределённо ответила она и добавила: – Я пойду.

Она уходила в темноту, а я смотрел ей вслед. Она всё-таки повернулась. Там, в темноте.

– В три часа на моей остановке! – крикнул я.

Вряд ли она увидела, что я сказал, – остановка затемнена. Мы с минуту молча смотрели друг на друга, а потом, не сговариваясь, отвернулись. Она за моей спиной скрылась в темноте улицы, а я за её спиной сел в маршрутку и уехал. Встречу назначили на следующий день.

В субботу я нарочно пораньше ушёл, а точнее удрал, с тренировки. В три часа стоял на своей остановке, зажав в руке телефон, каждые полминуты смотрел на время и ждал, внутренне опасаясь, что не придёт. Автобус подъехал в три часа одиннадцать минут. Испугавшись, что Марина оттуда не появится, я успел мысленно кинуть монетку, но зря. Она вышла и, увидев меня, быстрым шагом подошла. На этот раз она не стала снимать с подруги бежевую куртку. Мы пожали друг другу руки, словно на официальном мероприятии.


Еще от автора Николай Анатольевич Пономарев
Фото на развалинах

Эта повесть — о том, как нелегко подростку принять мир и найти в нём добро и свет вопреки очевидному злу и равнодушию. Елисей Фёдоров фотографирует развалины — заброшенные здания, разрушенные заводы. Чёрно-белая гамма фотографий отражает его восприятие действительности: уродливый город, серые люди. Единственной радостью становится любовь к однокласснице Наташе. Но в школе появляется молодой преподаватель истории, и Лесь понимает, что умный и обаятельный учитель неожиданно оказывается его соперником. И тогда подросток придумывает план завоевания Наташи.


Город без войны

Альтернативный мир, похожий на наш на рубеже XX и XXI веков. Здесь телевидение, мобильная связь и интернет не то вышли из употребления, не то вовсе не были изобретены. Безымянный город, где разворачивается действие романа, мог бы располагаться где угодно на карте нашей страны, а атмосфера чем-то напоминает знакомое нам прошлое - но что за события в его истории опустошили целые кварталы и заставили обнести границу колючей проволокой? Уже не один десяток лет город воюет с соседним Энском. Правда, торжественных сводок о сплочении народа перед лицом ненавистного врага мало, чтобы жители города забыли о том, как много их разделяет.


Боишься ли ты темноты?

Ярославу было 14 лет, когда он потерял обоих родителей в автокатастрофе и едва выжил сам. После всех больниц он попал в обычный детский дом, где живут дети, хлебнувшие в жизни горя, предательств и унижений.Потом в детский дом пришел работать ночным воспитателем Сергей, служивший в Чечне. Непросто было Сергею довести до конца решение взять под опеку трудного подростка. Но верность Сергея своему слову и поддержка его матери преодолели все преграды, Ярослав снова обрел семью и дом.


290 миллионов лет назад и далее

Мама задержалась на Марсе, а папа срочно улетел в Сибирь. Одиннадцатилетняя Лиза вместе с верным роботом Боббе отправляется в Космический центр Института времени – погостить у дяди и подготовиться к концерту: ей предстоит читать стихи Заболоцкого. Никто пока не знает, что в Институте готовится настоящая диверсия… Одна роковая случайность – и Лиза вместе с группой ученых попадает в совершенно незапланированную экспедицию в пермский период. Материки имеют непривычные очертания, а динозавры еще даже не появились.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.