Точка бифуркации - [17]
– У тебя тёплая ладонь, – сказала Марина. – Мне нравится.
Её руки были холодными. Я предложил сразу же пойти ко мне домой отогреваться. Марина посмотрела на меня с недоверием. Не помню, чтобы присутствие друзей, а Марину я уже причислял к ним, вызывало дискомфорт у домашних. Они всегда приходили ко мне: в младших классах просто соседские мальчишки, чуть позже одноклассники, потом Валерка, Мурзя и Вжик. Вероника, когда я с ней выступал, несколько раз приезжала. Из всех, кого я мог припомнить, только Янка не была ни разу. К тому же в квартире пустовато, сегодня утром на север уехал отец.
– Навсегда? – уточнила Марина.
Странный вопрос. Мне кажется, что всю жизнь на севере могут провести только очень упорные люди. Отец не из их числа. Он всю жизнь в нашем городе прожил, даже мама на целый год уезжала к родственникам в столицу. Почему-то бабушке показалось, что в Москве она точно получит блестящее образование. В итоге мама вернулась и только фыркала, когда слышала, как кто-то из знакомых туда уехал. Сейчас вообще модно покидать наш город. Вжик очень хочет учиться в Питере и тянет туда Валерку, который, в общем, согласен. А мы с Мурзей поступать будем здесь. Она уже присмотрела себе специальность в ветеринарном институте. Тайно от матери, потому что та видит дочь экономистом, и именно поэтому Мурзя сидит в нашем физико-математическом классе, а не в химбио.
– Странные имена у твоих друзей, – удивилась Марина, когда мы остановились у подъезда. – Вжик и Мурзя – разве это не обидно?
Что-то я заболтался совсем. Бывает, меня не остановишь, и там, где надо бы подумать, я начинаю проговаривать вслух.
История прозвищ моих подружек несложная. Вжик – герой одного из диснеевских мультфильмов, муха. Плюс летающая фамилия. В принципе, можно сказать, что они похожи, поэтому, когда она тормозит об Валерку или виснет на мне в те дни, когда уезжаю на соревнования, это совсем не в тяжесть. Насколько я помню, её так назвали ещё родители в первый год жизни. У Мурзи прозвище из фамилии, только вместо «ж» – «з». Познакомившись в восьмом классе с Оксанкой Муржиной, я первое время стеснялся её называть по прозвищу, чтобы не обидеть. Мурзей её прозвали ещё в первом классе, и она целый год обижалась на одноклассников. А во втором принесла домой котёнка и назвала его тоже Мурзей. К сожалению, общага и комнатные животные не очень подходят друг другу. В общем, котёнок пропал. То ли кто-то украл, то ли он выпал из окна и разбился, то ли удрал из общаги и его сожрали бродячие псы на железной дороге. Тогда Оксанка Муржина решила, что отныне будет носить это прозвище в память о котёнке. И даже гордилась им. Прозвище чудное и милое, хотя история про котёнка, может, и выдумка.
Дома была мама и ожидала совсем другую компанию. Взаимно оробев, мама и Марина представились друг другу. Потом мне было сказано, что для бутербродов есть колбаса и хлеб. После чего мама скрылась в родительской комнате – ей нужно было проектировать озеленение загородного участка заказчика. Близился дедлайн.
– Ты похож на отца? – спросила Марина, когда мы прошли в мою комнату.
– Наверное, – ответил я.
Вот никогда не интересовался, на кого я похож. Уж если на то пошло, то я скорее был похож на деда со стороны матери, чей брат так ловко танцевал, что прижился в Москве. Хотя, если посмотреть на молодого отца… Я вытащил альбом.
Альбом – это такая семейная традиция, официальные фотографии, ведь всё остальное хранится по жёстким дискам компьютеров и ноутбуков, по бложикам и в социальных сетях. Отец чаще всего фотографирует природу севера, иногда делает селфи на фоне полярной ночи. Мама постит фотографии «Я и мои вьющиеся розы», «Я и мой урожай княженики», «Я и мой малыш». Пусть вьющиеся розы постоянно вымерзают, урожай княженики – три ягоды, а у малыша пробиваются усы, всё это вызывает небывалый прилив гордости. Мне фотографии на страницы обычно сбрасывает Вжик, ей в настройках разрешено. Альбом – итог всего этого. Лучшее с тех пор, как мои родители купили цифровой фотоаппарат, и всё, что осталось для истории семьи со времён фотоаппарата плёночного. Есть и совсем раритетные дореволюционные снимки, и я на прошлогодних соревнованиях, с цветами и медалями.
Марина с интересом просмотрела страницы, где я пухлый малыш, радостный и слюнявый. Вероятно, вычисляла, чьих родительских генов во мне больше, хотя очевидно, что пополам.
– Ты помнишь себя маленького? – спросила она, вглядываясь в фотографию, где я возле фонтана на площади качусь на машинке.
Я сказал, что помню. Тут же вспомнил один из моментов, что отлично запечатлелся: сижу, очень важный, и рулю, и еду. Целых десять минут, но для меня это была почти бесконечность, я хохотал, звал родителей посмотреть, как умею, врезался в бордюры, и отец выруливал за меня.
– А я не помню, – сказала Марина. – Совсем ничего до школы. Первое воспоминание – это когда мама ведёт меня за руку в школу. Я уже немного понимаю, что происходит вокруг, значит, научилась раньше. И я могла говорить вслух. Быть может, когда-то я могла и слышать. Мне говорили, что я до школы ходила в специальный детский сад. Но его в моей памяти нет. Так что это не точно. Это странно – вдруг очнуться и начать жить. Все мои знакомые хотя бы немного помнят себя до семи лет.
Эта повесть — о том, как нелегко подростку принять мир и найти в нём добро и свет вопреки очевидному злу и равнодушию. Елисей Фёдоров фотографирует развалины — заброшенные здания, разрушенные заводы. Чёрно-белая гамма фотографий отражает его восприятие действительности: уродливый город, серые люди. Единственной радостью становится любовь к однокласснице Наташе. Но в школе появляется молодой преподаватель истории, и Лесь понимает, что умный и обаятельный учитель неожиданно оказывается его соперником. И тогда подросток придумывает план завоевания Наташи.
Альтернативный мир, похожий на наш на рубеже XX и XXI веков. Здесь телевидение, мобильная связь и интернет не то вышли из употребления, не то вовсе не были изобретены. Безымянный город, где разворачивается действие романа, мог бы располагаться где угодно на карте нашей страны, а атмосфера чем-то напоминает знакомое нам прошлое - но что за события в его истории опустошили целые кварталы и заставили обнести границу колючей проволокой? Уже не один десяток лет город воюет с соседним Энском. Правда, торжественных сводок о сплочении народа перед лицом ненавистного врага мало, чтобы жители города забыли о том, как много их разделяет.
Ярославу было 14 лет, когда он потерял обоих родителей в автокатастрофе и едва выжил сам. После всех больниц он попал в обычный детский дом, где живут дети, хлебнувшие в жизни горя, предательств и унижений.Потом в детский дом пришел работать ночным воспитателем Сергей, служивший в Чечне. Непросто было Сергею довести до конца решение взять под опеку трудного подростка. Но верность Сергея своему слову и поддержка его матери преодолели все преграды, Ярослав снова обрел семью и дом.
Мама задержалась на Марсе, а папа срочно улетел в Сибирь. Одиннадцатилетняя Лиза вместе с верным роботом Боббе отправляется в Космический центр Института времени – погостить у дяди и подготовиться к концерту: ей предстоит читать стихи Заболоцкого. Никто пока не знает, что в Институте готовится настоящая диверсия… Одна роковая случайность – и Лиза вместе с группой ученых попадает в совершенно незапланированную экспедицию в пермский период. Материки имеют непривычные очертания, а динозавры еще даже не появились.
Читатель, вы держите в руках неожиданную, даже, можно сказать, уникальную книгу — "Спецпохороны в полночь". О чем она? Как все другие — о жизни? Не совсем и даже совсем не о том. "Печальных дел мастер" Лев Качер, хоронивший по долгу службы и московских писателей, и артистов, и простых смертных, рассказывает в ней о случаях из своей практики… О том, как же уходят в мир иной и великие мира сего, и все прочие "маленькие", как происходило их "венчание" с похоронным сервисом в годы застоя. А теперь? Многое и впрямь горестно, однако и трагикомично хватает… Так что не книга — а слезы, и смех.
История дружбы и взросления четырех мальчишек развивается на фоне необъятных просторов, окружающих Орхидеевый остров в Тихом океане. Тысячи лет люди тао сохраняли традиционный уклад жизни, относясь с почтением к морским обитателям. При этом они питали особое благоговение к своему тотему – летучей рыбе. Но в конце XX века новое поколение сталкивается с выбором: перенимать ли современный образ жизни этнически и культурно чуждого им населения Тайваня или оставаться на Орхидеевом острове и жить согласно обычаям предков. Дебютный роман Сьямана Рапонгана «Черные крылья» – один из самых ярких и самобытных романов взросления в прозе на китайском языке.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.