Точка бифуркации - [14]
Она быстрым шагом подошла ко мне.
– Пойдём?
В центре много кафе, пиццерий, бистро и кулинарий. Но мы свернули в незнакомый проулок и медленно шли по разбитому асфальту тротуара. Улица Пушкина, прочитал я на одном из зданий. Со времён поэта тут вряд ли что-то изменилось. Разве что асфальт стал немного хуже.
– Здесь хорошо, – сказала Марина. – Нет суеты.
Она остановилась возле кленовых зарослей у старого неопрятного здания. Оценивающе посмотрела на меня большими тёмными глазами.
– Я не знаю, зачем тебе понадобилось со мной гулять. Но хочу предупредить о двух вещах. Не вздумай меня лапать. И самое главное – не вздумай меня жалеть.
– В смысле? – уточнил я.
У меня в мыслях не было ни того, ни другого.
– В самом настоящем смысле, – пылко ответила Марина, металла в её голосе прибавилось. – Когда кто-то узнаёт, что я не слышу, то видно, что он начинает меня жалеть. В глазах читается: «Бедная инвалидка! Как же ты живёшь?» Но я же не слепая. Всё это вижу. И как будто я в их жалости нуждаюсь.
– Никакая ты не инвалидка, – сказал я.
– Замолчи, – оборвала меня Марина. – Если увижу, что ты произносишь это слово, тебя рядом со мной на километр не будет. Понял?
– Так командуешь, будто у тебя папа генерал, – сказал я скорее самому себе.
Марина сурово посмотрела на меня. Я мысленно бросил монетку. Орёл – залепит пощёчину.
Выпала решка.
– Подполковник, – с серьёзным видом произнесла Марина. – Запаса.
Я кивнул и протянул руку. Легко отделался. Собрался погулять с девочкой, как тут же она тебе ставит условия и ещё глядит так, словно собирается заехать с вертушки в щи. И хотя условия были разумные, я ощутил себя прохожим у памятника казачеству из рассказа Мурзи.
– Пойдём дальше? – тон Марины стал мягче.
Протянутую ладонь она проигнорировала. Наверное, идти за руку в её воображении – уже бесцеремонное лапание.
Шли молча. Марина глядела чуть в сторону, и я начал размышлять, где и когда обидел её. Можно было на всякий случай спросить, но Марина этого бы не услышала и не увидела, а значит, это бессмысленно. Оно и к лучшему. Сказать что-нибудь лишнее чревато, мысленная монетка могла упасть орлом, и получил бы я по лицу. Отличная прогулка, что тут скажешь. Но отступать было глупо, сам пригласил. Чтобы отвлечься, я принялся смотреть на редкие осенние облака. В облаках есть особая магия. Когда на них долго гляжу, то всегда успокаиваюсь, а потом в голову начинают приходить слова ещё не написанных песен. В такие минуты я напоминаю себе Винни-Пуха. Бу-бу-бу-бу-бу опилки. А потом приходит слово к «опилкам». И так можно идти и искать слова, пока они не сложатся в песню. Я так их несколько написал. Только сейчас в голове вертелся лишь один вопрос: «Что сейчас происходит?»
Вдруг Марина остановилась и силой развернула меня к себе. «Сейчас пошлёт», – мелькнуло в голове.
– Тебе нравятся пироги с ливером?
– Нет, – ответил я.
– А с картошкой?
– С картошкой, пожалуй, да.
Марина покивала, словно соглашаясь с выбором, и произнесла:
– Тогда зайдём, купим пироги с картошкой и чай. Пойдём, пойдём.
Она силой увлекла меня через ближайшую подворотню к соседнему дому, где обнаружилась чуть выцветшая вывеска «Беляшная».
В помещении с высоким потолком, где располагалась эта забегаловка, царил запах перестоявшего теста и кипящего растительного масла. Возле самого входа столовались люди деревенского вида, а в дальнем углу, оставив рядом на столе недоеденный беляш, кемарил мужик из той породы, что выпрашивают в переходах деньги.
– Тебе здесь прикольно зависать? – уточнил я.
Марина не поняла иронии. Или не обратила внимания, ведь сейчас она была ведущей. И ей определённо хотелось пирога с картофелем или даже с ливером. Все эти гламурные кафешки для слабаков, а это настоящее брутальное место для дочери подполковника. Может, она привела меня проверить, не слабак ли я и не сдамся ли, почувствовав густой запах прогорклого масла. Я не сдался.
– Здравствуйте, тётя Наташа, – поприветствовала Марина немолодую женщину за прилавком. – Как Валера?
– На кухне, – ответила тётя Наташа.
– Два пирога с картофелем и два чая, – попросила Марина и бросила на прилавок горсть мелочи.
– Почём? – спросил я, когда она принесла пироги в салфетках, запачканных маслом.
– Недорого.
Я сходил за чаем, попутно придумывая, о чём можно поболтать, и уже открыл рот, но тут из кухни пришёл тот самый Валера. Между ними, как между старыми знакомыми, завязался разговор. Им было интересно, они улыбались, Валера поглядывал на меня. Это был разговор двух глухонемых, первые пару минут занятно смотреть со стороны, как разговаривают жестами. А потом скучно, ведь ничего не понятно. Я был в этом заведении лишний. Положил на стол мятую сторублёвку и пошёл к выходу. Можно было ещё успеть на тусовку к другому Валере.
– Тимофей, подожди, – раздалось сзади. – Не уходи.
Я остановился. Деревенские у выхода с интересом посмотрели в мою сторону.
– Мы с ним давно не виделись, извини, – сказала Марина.
Время на телефоне показывало полчетвёртого. Доеду за полчаса, и обеспечен весёлый вечер. Но я вернулся.
Валера ушёл обратно на кухню, на столе лежала моя сторублёвка, остывал чай.
Эта повесть — о том, как нелегко подростку принять мир и найти в нём добро и свет вопреки очевидному злу и равнодушию. Елисей Фёдоров фотографирует развалины — заброшенные здания, разрушенные заводы. Чёрно-белая гамма фотографий отражает его восприятие действительности: уродливый город, серые люди. Единственной радостью становится любовь к однокласснице Наташе. Но в школе появляется молодой преподаватель истории, и Лесь понимает, что умный и обаятельный учитель неожиданно оказывается его соперником. И тогда подросток придумывает план завоевания Наташи.
Альтернативный мир, похожий на наш на рубеже XX и XXI веков. Здесь телевидение, мобильная связь и интернет не то вышли из употребления, не то вовсе не были изобретены. Безымянный город, где разворачивается действие романа, мог бы располагаться где угодно на карте нашей страны, а атмосфера чем-то напоминает знакомое нам прошлое - но что за события в его истории опустошили целые кварталы и заставили обнести границу колючей проволокой? Уже не один десяток лет город воюет с соседним Энском. Правда, торжественных сводок о сплочении народа перед лицом ненавистного врага мало, чтобы жители города забыли о том, как много их разделяет.
Ярославу было 14 лет, когда он потерял обоих родителей в автокатастрофе и едва выжил сам. После всех больниц он попал в обычный детский дом, где живут дети, хлебнувшие в жизни горя, предательств и унижений.Потом в детский дом пришел работать ночным воспитателем Сергей, служивший в Чечне. Непросто было Сергею довести до конца решение взять под опеку трудного подростка. Но верность Сергея своему слову и поддержка его матери преодолели все преграды, Ярослав снова обрел семью и дом.
Мама задержалась на Марсе, а папа срочно улетел в Сибирь. Одиннадцатилетняя Лиза вместе с верным роботом Боббе отправляется в Космический центр Института времени – погостить у дяди и подготовиться к концерту: ей предстоит читать стихи Заболоцкого. Никто пока не знает, что в Институте готовится настоящая диверсия… Одна роковая случайность – и Лиза вместе с группой ученых попадает в совершенно незапланированную экспедицию в пермский период. Материки имеют непривычные очертания, а динозавры еще даже не появились.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.