Тьма века сего - [29]

жизни», — напомнил фон Вегерхоф с улыбкой. — А в монастыре надо работать, и поспать там толком не дают…

Стриг запнулся, оборвав сам себя на полуслове, и замер неподвижно, вслушиваясь во что-то; Курт затаил дыхание, бросив быстрый взгляд вокруг, и прислушался тоже, однако в лесу по-прежнему царила тишина, нарушаемая лишь птичьими трелями. «Что?», — спросил он одним взглядом, и фон Вегерхоф все так же молча махнул рукой, развернувшись и уверенно зашагав вдоль границы Предела.

Крики Курт услышал через полсотни шагов: два голоса препирались, не скрываясь, громко — один гневный и угрожающий, другой раздраженный, возмущенный, но явно оправдывающийся. Нарушителей тишины он увидел еще шагов через десять, когда в двухголосой перебранке стали различимы отдельные слова: молодой парень в добротной, но сильно запыленной одежде, и напротив него, спиной к границе Предела — солдат из оцепления, с арбалетом, вскинутым наизготовку.

— Пень безмозглый! — почти выкрикнул парень, но назад все-таки отступил. — Придурок!

— Сам… — в том же тоне откликнулся солдат, завернув конструкцию, от которой фон Вегерхоф нервно дернул бровью и едва заметно поморщился¸ а парень растерянно замялся, явно не найдясь с достойным ответом. — Пшол прочь! — присовокупил страж границы Предела и рывком развернулся, наставив арбалет на вновь явившихся.

— Инквизиция, — коротко бросил Курт, приподняв за цепочку висящий на груди Знак, и солдат, помедлив, отвел оружие в сторону. — Мы помешали? У вас тут, я смотрю, любопытная и весьма оживленная дискуссия.

— Ходок еще один, — раздраженно отозвался тот. — Еле перехватил, самоубийца хренов…

— Да не хотел я туда! — чуть сбавив тон, но по-прежнему зло выпалил паломник. — Сто раз сказал же, ты, идиота кусок!

— А я думал, что эти ребята блюдут учтивость и благолепие, — заметил Курт подчеркнуто спокойно, и солдат желчно выговорил:

— Ага, как же! А этот еще и врет, не краснея: я его прямо за метками за шкирку схватил.

— Хворост я собирал, ясно, хворост! Там сушняк лежал! Всего три шага туда сделал!

Курт обернулся к границе предела, и впрямь увидев выроненную в траву охапку хвороста, и лишь сейчас понял, что отличало эту часть леса от той, за границами Предела. Здесь, по эту сторону, весь сушняк был выбран подчистую, а там, где зарубки и матерчатые метки обозначали начало запретной зоны, в траве и низком кустарнике без труда было можно увидеть никем не тронутые за последние несколько месяцев сухие ветки.

— За дровами полез в ловушки! — с патетической укоризной объявил солдат, словно призывая господ инквизиторов вместе с ним ужаснуться человеческой беспечности. — Ему лишний час по лесу проходить — страшней, чем сдохнуть!

— А ведь он прав, — заметил Курт, неспешно подойдя ближе, и паломник попятился, отозвавшись все так же ожесточенно, но уже менее уверенно:

— Три шага всего!

— Они могли стать последними в твоей жизни. Тебе действительно настолько лень, что лучше рисковать шеей ради пары сухих сучков?

— Нет там ничего, — буркнул парень, явно растеряв уже весь запал, и, покосившись на молчаливого фон Вегерхофа, настороженно уточнил: — Можно я хоть собранное заберу? Оно ж по эту сторону.

— Вон пошел! — прикрикнул солдат, и Курт вскинул руку, оборвав:

— Спокойно. Забирай, — кивнул он, и паломник кинулся к брошенной охапке, обойдя охранителя границы по широкой дуге. — Звать как?

— Харт, Грегор.

— А, знаменитый ходок по Пределу?

— Ах вот оно что… — с усталой неприязнью протянул солдат. — Знакомое имечко, предупреждали нас о тебе. Вот, наконец, господа следователи и разберутся, дурак ты или с тобой что-то нечисто.

Парень распрямился, прижимая к себе хворост, крепко, точно малое дитя, которое грозится вот-вот выхватить из рук лютый враг, и изобразил лицом нестерпимую муку.

— Да что же это! — провозгласил он, нарочито страдальчески возведя глаза к небу. — Я же тысячу раз повторял: случайность это! Каюсь, похвастался однажды, был грех, хотел покрасоваться. Похваляться дурно, знаю, но что ж теперь, вечно меня за это карать?

— Сам сказал, — пожал плечами Курт, — хвастовство — грех, вот и расхлебывай теперь… Идем-ка. Хвороста ты, как я вижу, насобирал уже довольно, так пока будешь нести его до места, ответишь на пару вопросов.

— Я не знаю, как ходить в Пределе, — не двигаясь с места, произнес Грегор с расстановкой. — Я не умею находить там дорогу. Я не знаю, что надо делать, чтобы не угодить в ловушки. Я ничего особенного внутри не видел, никаких волшебных предметов не находил и вообще я только с дюжину шагов прошел. Ну, не было ничего, понимаете? Не о чем спрашивать!

— А это уж позволь мне решать, — подчеркнуто любезно улыбнулся Курт, выразительно указав рукой в сторону лагеря: — Давай, ходок, топай. Мы ждем.

Паломник, помявшись, бросил напряженный взгляд на хмурого солдата, на по-прежнему молчащего фон Вегерхофа и, обреченно вздохнув, зашагал вперед, не оглянувшись, чтобы убедиться, следует ли за ним майстер инквизитор.

— Так рассказывай, — подбодрил его Курт после пары минут молчаливой ходьбы. — Как было дело?

— Я вашему сослужителю уже все рассказал, — буркнул Грегор, перехватив хворост поудобнее. — И как было дело, и что было потом.