Тьма века сего - [28]

— Там птицы поют, — полувопросительно произнес он, и фон Вегерхоф, помедлив, подтвердил:

— Да, слышу. Стало быть, описанные в отчетах ловушки либо редки, либо действуют избирательно, и существ меньше определенных размеров пропускают сквозь себя.

— Или запускаются лишь время от времени… По определенным дням или часам, скажем. Или действуют исключительно на земле.

— Мышь я тоже видел, — возразил стриг. — Правду сказать, лишь одну, а посему не знаю, свидетельствует ли ее существование о чем-либо, или же это была редкая счастливица, ненароком забредшая в Предел и чудом миновавшая все опасные участки.

— Когда мы с Бруно входили в Пильценбах, кони заартачились и отказались идти, — задумчиво произнес Курт, все так же глядя вперед. — При попытке их подстегнуть — вовсе встали на дыбы и едва не сбросили нас наземь… А здесь, похоже, животные не ощущают опасности. Коза, которую погнали вперед для проверки, собака горожанина — никто из них, как я понимаю, не попытался избежать своей участи; также в Пределе обитают птицы и, возможно, грызуны.

— И что это значит?

— Я думал — ты скажешь.

— Я не expertus, — вздохнул стриг. — Не имею ни требуемых знаний, ни опыта, я всего лишь существо, способное ощутить сверхобычные эманации. Делать выводы — ваша с Мартином работа, Гессе.

— Хотелось бы знать, каково это… — по-прежнему не отрывая взгляда от деревьев перед собой, сказал Курт, и фон Вегерхоф невесело усмехнулся:

— Поверь, не хотелось бы.

— Не поверю, — отвернувшись, наконец, от невидимого и неощутимого Предела, возразил Курт. — Ты тяготишься и своими возможностями, и самой необходимостью прилагать их к делу — тяготишься потому, что тебя ими наградили, не спросив, да еще и подкинули в довесок вечную жизнь с неприятными привычками. А для следователя Конгрегации подобный арсенал умений был бы ох как полезен…

— Особенно вкупе с вечной жизнью?

— Способность долго сохранять юность и бодрость тела, а также заживлять раны и, в свете этого, безбоязненно лезть почти в любые переделки — тоже штука неплохая.

— Особенно любопытны и назойливы такие мысли на пороге полувека, когда и бодрость уже не та, и раны с прежней легкостью не переносятся, да и сердчишко уже пошаливает…

— У меня проблемы с сердцем? — равнодушно поинтересовался Курт, и стриг, запнувшись, с заметным смятением качнул головой:

— Нет. Никаких шумов, сбоев, никаких проблем. И я должен…

— Не должен, — оборвал он. — Если ты сейчас начнешь расшаркиваться и оправдываться, я непременно растрогаюсь, а это зрелище не для слабонервных, Бруно подтвердит… Если же я окажусь в таком положении, на каковое ты взялся намекать — надеюсь, рядом найдется кто-нибудь расторопный и с хорошо наточенным оружием. Моя же мысль всего лишь была о будущем, которое ты увидишь, а мне не доведется, посему мне достаются лишь фантазии, планы, предположения и мечты. Если Конгрегация выживет, если сохранится все то, что столько лет собиралось и нарабатывалось, если и впредь будет собираться, изучаться, развиваться… Как полагаешь, насколько велика возможность того, что среди expertus’ов, скажем, начнут рождаться дети, унаследовавшие возможности своих родителей или одного из них, приумножившие эти возможности, развившие их?

— Альта уникальна, — осторожно заметил стриг. — И тот факт, что она сумела спаять в себе способности матери с твоей устойчивостью — случайность, Господне благословение… Словом, что угодно, но не норма.

— Знаю, — раздраженно покривил губы Курт. — Но если чисто в теории? Ведь людям привычно тянуться к своим, к таким же, как они сами, а стало быть, и большинство обладателей какого-либо дара будут искать себе спутников жизни среди своих. У кого-то дети не унаследуют ничего вовсе, у кого-то будут слабее… Но и те, что унаследуют, а то и приумножат — ведь их рождение от такого брака куда более вероятно, нежели от брака простых смертных. Согласен?

— И, разумеется, они с готовностью пойдут на службу в Конгрегацию, где станут следователями, от которых не укроется и не спасется ни одна нечисть? — с усмешкой договорил фон Вегерхоф. — Мечта неплохая. Жаль только, что фантазии и планы частенько не берут в расчет непредсказуемую сущность человеческую. Я также не стану заострять внимание на том, что далеко не всякий будет настолько увлечен, как кое-кто из моих знакомых инквизиторов, не будет так одержим служением, обереганием, справедливостью и d'autant plus[37] — милосердием, и уж точно немногие захотят «безбоязненно лезть в любые переделки». Как правило, Гессе, человек мечтает не о вечном подвиге, а о тихой и праздной жизни, хорошем доходе, уютном доме и отсутствии врагов. И многие отдали бы все свои возможности, таланты, умения и не подвластные простым смертным силы за обычный шанс прожить как все и скончаться в своей постели, в окружении любящей семьи.

— Какой халтурщик посвятил тебя в рыцари? — с подчеркнутым укором вздохнул Курт. — С таким-то подходом к бытию — да тебе еще до всей этой неприятной истории надлежало уйти в монастырь. Жизнь тихая, доходы не беспокоят вовсе, из врагов — одни внутренние…

— Я сказал «о тихой и праздной