Ткач - [85]

— Тебе лучше уйти пока… Пока. Я потом найду тебя. Сейчас я…

Фин только кивнул. Уже выходя, он бросил взгляд на мальчика. Краски возвращались на его лицо. Промелькнула мысль о том, что забрав Сида, Фауст будто забрал и его силы. В конечном итоге, не этого ли они хотели, не это ли делали? Фин снова кивнул и вышел за дверь палаты. К ней уже неслись несколько озабоченных докторов и медицинских сестер, толкающих перед собой какие-то устрашающего вида машины. Фин засунул руки в карманы брюк и вошел в лифт.

Яблоневый сад казался пустым и заброшенным. Кресло-качалка сиротливо ютилось в углу сада. Клетчатым саваном его покрывал плед. Небо стремилось ввысь росчерками самолетных следов.

Дом встретил Фина тишиной и запустением. Он не был здесь всего около суток, а казалось, что прошли долгие месяцы с тех пор, как он ступал на ветхую лестницу, разжигал камин, поправлял торшер и склеивал разбитое зеркало. Десятки дней — с тех пор, как он был здесь с братом, борясь с древнейшим злом… Злом, которое никогда не существовало в действительности. Фин лег на диван и вздохнул.

Если не существовал демон, то не существовало и его отца, матери, дома. Не существовало и его. Но он был. Жил. Чувствовал. Верил. Понимал. Страдал. Значит, всё правда. Всё — было. И он отказался от этого, чтобы быть настоящим в том мире, который Фауст считает настоящим…

Фину вдруг стало так грустно и одиноко, так больно и тошно от собственного выбора, что на глаза навернулись слезы. Он вскочил с дивана и отправился на кухню. Порывшись в навесных шкафах, он все же отыскал бутылку виски. Отхлебнув прямо из горлышка, почувствовал, как жжет в груди, но уже не от решений, от алкоголя. Стало ненамного, но легче дышать. Не выпуская бутылку из пальцев, Фин вернулся в гостиную. Хотелось спать и молчать. Молчать даже в мыслях. И слушать, как над разваливающейся крышей пролетают, царапая небо тяжелым брюхом, самолеты.

В море было тихо и грустно. Исиантарин подняла голову к небу. Чистому, высокому, холодному. Ветер стих так быстро, что она даже не успела поймать первые мгновения штиля, как любила делать всегда. Ей нравилось чувствовать усмиряемые волны и представлять, что это именно она успокоила шум океана своей песней. На этот раз все было иначе.

Рин осторожно отпустила угол лодки, опустилась на дно и немигающим взглядом принялась смотреть в синеву над собой. Небо всегда напоминало ей о нем. Уже много лет каждый день она смотрела на небо и вспоминала его глаза.

Сейчас даже настроение моря было таким же, как выражение его глаз тогда. В плеске воды чудилась его тоска и тихий голос, в глубине — задумчивость и потерянность, а крики чаек как крик его души, ищущей ответы на вопрос о том, что же будет дальше.

Исиантарин старалась не делать этот вопрос своим, она просто день ото дня верила в то, что всё не напрасно. И недаром она встретила того, кого почитала богом, недаром услышала его песни, недаром все еще ждет, что однажды встретится с ним… Сейчас сковавшее сердце чувство острейшего одиночества пронзило осознанием — «напрасно».

Он ушел. Ушел навсегда. Это она поняла так же ясно, как и то, что стих ветер. И поэтому так пусто в мире, так пусто в океане, где никогда раньше она не чувствовала себя покинутой, ведь были ветер, чайки, небо, облака, сама плоть жизни. Но теперь не было Его. И Рин, мужественно сражавшаяся со штормами, спасавшая тонущих моряков, не боявшаяся морских чудовищ, дерзкая и смелая, сжалась в комок на дней своей лодки и отчаянно разрыдалась.

Он увидел ее во сне. Он так давно не видел мать, что теперь не сразу узнал ее. Анта стояла посреди комнаты и улыбалась. Так, как улыбалась каждый раз, когда шалость сына имела неприятные последствия. Фин поднялся ей навстречу.

— Ты всегда всё путаешь, мальчик… — ее голос был тихим и умиротворяющим. — Почему не принимаешь свой путь?

— Я даже не знаю, имеет ли теперь смысл говорить о Пути, Сиятельная Анта.

Она прикрыла глаза ресницами и рассмеялась. Она смеялась, и в комнате становилось светлее. Раздвигались стены, с мебели сползала шелуха прошлых лет, окна не удерживали солнечного света. Фину стало стыдно. Вновь до слез стыдно. Перед этой прекрасной женщиной, перед собой, перед собственным Путем.

— Помнишь, мы много говорили о выборе. И ты свой сделал. Но это вовсе не значит, что твой Путь окончился в тот момент, когда ты отказался от его существования. Ты всего лишь вошел на новый виток. И не кори себя за то, что случилось. Не кори и брата. Просто запомни, что твоя вера позволит ему быть тем, кем он хочет быть, а его вера сделает тебя тем, кем ты пожелаешь.

— Я не знаю, чего желать…

— Пожелай просто быть… А если еще и быть лучшим, чем есть сейчас, то твоя мать всегда будет гордиться тобой. Что бы ни произошло в твоем прошлом.

Фин сделал шаг навстречу матери, ему захотелось обнять ее, еще хотя бы раз почувствовать запах ее волос, но она отрицательно покачала головой:

— Ты там, откуда нет возврата. Но у каждого из нас будет новый рассвет…

Когда он проснулся, ее голос все еще звучал в ушах.

— У каждого из нас будет новый рассвет…

И что бы ни случилось с ним в этом мире, какое бы слово он ни выбрал, чтобы назвать себя, какое бы чувство ни испытал, сталкиваясь с жизнью во всей ее полноте, открывая с каждым своим шагом новые горизонты, он будет счастлив, потому что каждый новый рассвет принесет ему новый глоток веры в то, что где-то за краем привычного дорогие ему люди верят в него так же, как и он в них.