Ткач - [67]

— Не ты ли… служил одному из них?

Ворон перевел разъяренный взгляд на Сида:

— Это он так считал, но я благодарен ему за то, что он призвал меня, я отлично питался тогда. Все эти души… И сейчас, с каждым вдохом в Саоссе я чувствую, как набираю силу. Вы глупцы, если решили, что, притащив меня сюда, сможете меня уничтожить! Я вечен! Я вечен! Вечен!

— Вечны твои творения, но не ты, и ты уйдешь вслед за всеми теми, кто уже стал тканью полотна. Уйдешь раз и навсегда.

Мидар уже плел заклятье, сквозь его пальца сочился живительный свет, сиреневыми струями растекался по полу, вычерчивая сложный узор вокруг Ворона, но демон не обращал никакого внимания на происходящее. Бешенство его алым светом вырывалось из-под перьев. Он ежесекундно изменялся: нос его удлинялся, чернел, превращаясь в длинный клюв, затем снова укорачивался, клыки росли, но затем рот затягивался полупрозрачной коркой, руки покрывались оперением, и демон рос, упираясь головой в потолок залы, а затем резко уменьшался, словно истончаясь, превращаясь в тень, и всё это на границе багрового свечения и лиловой силы.

— Ты не сможешь уничтожить меня, Мидар! Я — дома!

— Твой дом уже давно рассыпался в прах, твои мысли давно стали тленом, твое тело — легчайшая зола, глаза твои — пустые глазницы. Уходи туда, где обретешь покой!

— Мне нет покоя, пока вы смеете…

Он не договорил, голубая волна затопила его тень, Сид из последних сил вырывал из себя Первоначальное.

— Сид, нет! — отец прервал поток всплеском своей силы. — Ты отдашь ему последнее, но не поможешь, не мешай мне!

Демон хрипло хохотнул:

— Мора-а-аль, мора-а-аль! Забери у сына последнее, отдай немного своего, уничтожишь меня — и конкурента, ну же, Мидар, последуй за своим Путем, ты же знаешь, что так и должен поступить настоящий Ткач…

И вновь голубая вспышка залила багрянец защитных чар Ворона. Он судорожно рванулся вверх, взлетая под потолок, слизь с его перьев алыми огоньками осыпалась на пол. Черный зал озарялся то красным, то голубым, то лиловым. Первоначальное боролось с искаженной сутью, забирая силы у каждого, участвующего в схватке.

— Нет, не так.

Густая струя тугой плетью захлестнула Ворона, опутывая демона, заставляя рухнуть на пол, но тут же была выжжена огнем, рвущимся к Сиду. Мидар успел заслонить сына, багровым шрамом расползся по лицу саднящий ожог. И ответом за него стал водоворот силы, разверзнувшийся вокруг Ворона. Ветер бушевал в зале без окон, минуты проносились молниеносно, грохот сдерживал движения.

— Позволь освободить тебя, пойми, не время сопротивляться, твое время ушло!

— Оно только начинается, мое время! — Ворон захлебывался кашлем, разрывая узы. — Теперь я смогу всё вернуть, теперь, оказавшись в Саоссе, я смогу всё вернуть!

Вспышки опережали слова, взрывы Первоначального вырывали камни из стен, поднимая клубы истолченного камня в воздух, Ворон взмахивал крыльями, и раскалялся пол, и плавилась оковка дверей, Мидар уничтожал черное колдовство светом и леденящим прикосновением своей Сути. Демон окончательно отказался от человеческого облика, вороний грай гремел над Ткачом и впавшим в беспамятство Сидом.

Мидар чувствовал, что с каждой атакой, с каждым защитным выпадом силы его уходят, схватка могла длиться еще очень долго, но сил на то, чтобы отправить побежденного в полотно, у него всё равно не останется, не останется их даже на то, чтобы сковать его достаточно крепко, вот тогда Ворон сможет достигнуть того, чего желает, — он просто уничтожит и Саосс, и полотно, и всё то, что связывает созданные и им, и его наследниками эфиры в единое целое. Нет, этому нельзя позволить осуществиться.

Очередной разряд боли сковал тело, лазурным щитом закрывал отца на минуту пришедший в себя Сид. Мидар понимал сейчас, что ошибкой было вести Ворона, именно этого Ворона, в Саосс, нужно было уничтожить его мрак еще там, в полотне, не позволяя набирать Суть из самого воздуха, но сейчас сожалеть об этом было поздно, пора было сделать что-то, что остановило бы Мадритада раз и навсегда.

По потолку поползли трещины, камень покрывался паутиной, сочащийся сиреневым сиянием, палящими каплями ранящим демона. Ворон успел лишь поднять глаза — и веками скрывающий зал от неба свод рухнул, погребая под собой носящего Имя, Стершееся в Вечности.

Ветер шумной волной ударил в лицо, усыпал снегом волосы, заморозил ожог. Мидар тяжело дышал, опустившись на колени. Всё, что он успел в последний момент, — укрыть сына собственным телом и силовым барьером защититься от града камней. Глаза отказывались открываться, на ресницах запеклась кровь из ран, Владыка чувствовал, как Путь сына уходит от него, ускользает от понимания и видимости, как тело его послушной тяжестью давит… И Мидар отдавал всё, что мог, всё, чем еще владел, собственное Первоначальное, вливая его в душу, в мышцы, в кожу, в суставы сына, заставляя сердце его биться, биться ровнее…

И тут камни сдвинулись. Ворох перьев взметнулся к небу, дьявольским карканьем устилая долину. Мидар еще мгновение держал руку на лбу сына, а затем поднялся навстречу демону.

— Ты можешь убить меня, но это будет последнее, что с тобой произойдет…