Ткач - [66]

Вот оно. Сид почувствовал холод, пронизывающий, успокаивающий, утягивающий. В мгновение он и увидел пик Арифилона, и стал им, судорожно дыша под массой снега, и стер его в пыль. Велика сила благого стремления, но еще более сильна ненависть. Одна за другой ускользали в полотно скалы Эртеи, тучи уходили, иссушались, стирались, снег умирал на ладонях еще не разрушенных склонов. Стон ли, вскрик ли, вздох ли вырвал Сида из помешательства крушения, но рвущийся нахлест был сжат в сильной ладони, скреплен силой Ткача, чтобы не разошлась грань между двумя соседними эфирами — и позабыт. Сколько тысячелетий разрушалась им Эртея, Сид не знал, но он устал настолько, что каждая его мысль ранила сильнее, чем движение пальца. Еще немного…

И взгляд его нашел Ворона. Уже не птица, не человек, сгусток мрака, то ли скулящий, то ли молящий. Сид потянул его на себя, еще, еще, будто вырывая, вырезая язву с лица нахлеста, запирая для Ворона каждую дверь, выманивая его, силой выводя на свет… во тьму Черного зала. Сид упал, и мгла растворилась у его ног. На несколько секунд он потерял сознание, а придя в себя, никак не мог поверить, что стены всё еще стоят вокруг него, что пол не покрыт вековой пылью, а над головой не высится небо, но всё тот же мраморный свод.

— А ты силен, магистр… — не голос, а шипение, перья, словно склеенные серебристой вязкой жидкостью, взгляд черных круглых глаз, мечущийся от стены к стене. — Давно я не был здесь…

— Я не магистр, — Сид пытался приподняться, но кости крошевом били каждый мускул, и он в бессилии откинулся на спину, тут же выгнувшись от резкой боли.

— Кто же ты… Ткач-ч-ч?

Хриплый смех ранил, а ядовитое дыхание отравляло. Сид попытался только повернуть голову к Ворону, но и этого не вышло. Даже говорить-то приходилось с трудом. Потрескавшиеся губы требовали воды, и язык отказывался повиноваться.

— Откуда ты знаешь?..

— Я многое знаю, — Ворон едва слышной поступью обошел Сида кругом. — Вспомнил, пока ты тащил меня сюда, магистр. Зач-ч-чем?

— Я должен… должен освободить тебя.

— А ты меня спросил, нужна ли мне эта свобода? — Ворон сплюнул на пол.

— Она нужна каждому существу.

— Идеа-а-алы, идеа-а-алы, если бы не они, вас бы попросту не было, сч-ч-читаете вы, но я скажу тебе ино-о-ое, маленький магистр, если бы у Праотца они были, то вас бы не существовало.

— Что?

— Тебе больно, магистр? — Ворон метнулся к руке Сида, заботливо поднял ее над полом, вырывая вскрик боли. — Надо же, это по-преж-ж-жнему больно.

Ворон отбросил руку, а Сид судорожно дернулся. Что больше — его положение, муки или присутствие рядом Ворона — делало эти минуты невыносимыми? Демон, казалось, перестал обращать хоть какое-то внимание на Сида, он остановился у Станка и долгим пристальным взглядом изучал крепления. Затем пальцы, грязные, с обломанными длинными ногтями почти нежно погладили раму — и Ворон оскалился… или улыбнулся, понять было невозможно.

— Что ты делаешь?

— Здороваюсь. Ты здесь один? Не-е-ет, ты не можешь быть один… Кто с тобой? — Ворон вновь подошел к распростертому на полу Сиду и склонился над ним, проводя режущим когтем по лицу.

— Я, Мадритад, Мидар!

Владыка Саосса стоял в дверях, глядя на Ворона в упор. Если демон и удивился, то виду не подал, лишь отступил от Сида, медленно скользя ближе к Мидару, щурясь от проникшего в зал света и по-прежнему скалясь.

— А я-то думал, что мое имя стерлось в вечности…

— Нет, иногда его всё же стоит произнести. В назидание, — Мидар закрыл за собой тяжелую створку.

— Ты ещ-щ-ще попытайся сейчас поучать меня, — Ворон ухмыльнулся, обнажая ряд клыков.

— У меня есть другая задача, Мадритад. Ее должен был выполнить мой сын, но он еще слишком юн.

— Так маленький магис-с-стр — твой наследник? Трогательно, ка-а-ак это тро-о-огательно. Итак?

— Ты должен освободиться, Мадритад, таков твой Путь. И хоть он был прерван до срока, но очищен не был, тебе не дали свободы…

— Мне не нужна свобода! Хаос и мрак — моё существо.

— Это неправда, и ты знаешь это не хуже меня. Каждого из нас ждет одна и та же участь. Ткач становится Вороном, когда приходит его час, а когда и время искупления проходит, мы должны освободиться, сливаясь с Полотном. Мы не должны быть заключены ни в какую оболочку: ни скалы, ни шелковые нити, ни демоническая суть — только свобода.

— Да что ты знаешь о свободе? Власть — вот истинная свобода! Полная и не разделенная ни с кем! Арифилон верил в то же, что и ты, и где он сейчас? Гниет в Эртее!

— Эртея… уничтожена, — Сид едва дышал, каждое услышанное им слово казалось ложью, но он прекрасно понимал, что это всего лишь ужасная правда.

— Как ты-ы-ы посмел-л-л? — Ворон тенью рванулся к Сиду, но Мидар преградил ему путь.

— Не смей! Сейчас ты здесь лишь отзвук Имени, Стершегося в Вечности, ты — Демон и мрак, но ты никто в этих стенах!

— Ах вот как говорят мои наследники, на моих костях построившиеся полный несуразных законов мир! — Ворон словно выплевывал из себя слова. — Я творил эти эфиры не для того, чтобы каждый из них жил в своем стручке, я жил для того, чтобы править и повелевать, а вы скатились до уровня прислужников у жалких людишек!