Ткач - [47]

Белый свет. Слепящий и гнетущий. Прорывающийся сполохами зеленого где-то вдали. Он шел к этим вспышками, но не становился ближе ни на миллиметр. Что-то смутно тревожащее слабо звенело на задворках сознания. Он шел не останавливаясь. К ней.

— Я долго ждала тебя, Фин.

— Ты…

— Только хотела убедиться, что ты понимаешь.

— Я не понимаю.

Она отвлеклась от пряди волос, которую сплетала в косу. Порыв ветра смахнул шелк волос с лица, — совершенно пустого, словно маска. Ни глаз, ни носа, ни губ на коже цвета снега. За её спиной изумрудное сияние наливалось темнотой, на его фоне окружающая белизна казалась чистой болью, выраженной в свете.

— Кто ты?

— Та, что не может уйти.

— Почему?

— Потому что ты не хочешь отпустить.

— Но как я могу?!

— Ты хранишь меня. Отпусти…

Она вернулась к косе, склонила голову так низко, что страшного нелица не было видно. Её пальцы походили на ветви, иссушенные зимой, волосы — на паутину. Фину вдруг стало трудно дышать.

— Ты удерживаешь моё сияние. Но меня не вернуть этим. Ничем уже не вернуть.

Зеленые нити силы морскими волнами обрушивались на него, заставляя опуститься на колени напротив нее. Фин молчал, следя за тонкими ладонями, сжимающими пряди волос.

— Не молчи. Говори. Ведь ты создал всё это, чтобы удержать меня…

— Что — это?

— Эфир, в котором ты сейчас находишься. Неужели ты еще не понял?

— Это сотворил я?!

— Недаром эти люди зовут тебя айрими…

— Но я…

— Не понимаешь главного? Слов собственной песни?

— Да.

— Потому что ты забыл главное. Моё имя. Оно и есть — песня.

— Почему ты здесь?.. Почему я забыл…

— Потому что тебе было больно. Ты предпочел безразличие правде. За что и расплачиваются те, кого ты запер здесь, вместе со мной.

— Я?

— Фин… — её голос тек плавно, был тихим, но бодрящим, как кофе. — Я покажу тебе, как было.

Серебристо-зеленое сияние почти полностью окутало их, в глазах потемнело, а голова стала тяжелой, настолько тяжелой, что шея казалась тонким волоском, готовым вот-вот порваться.

Он оказался в полутемной комнате, заставленной пыльной мебелью. Где-то за стеной слышались шаги, и нужно было быть как можно более тихим. Чтобы не нашли, чтобы не услышали, чтобы не узнали. Он сжался в комок в высоком кресле, глядя в огонь камина, каждый вдох давался с трудом, с каждым глотком воздуха вкус падали на языке ощущался всё четче.

— Я могу тебе помочь, только последствий своих действий я предсказать не могу.

— Ты — пророк, и не знаешь?

— Нет.

— Тогда просто делай то, что нужно.

Сияние Хранителя было иным. Он принадлежал роду Владык, но не обладал их силой. Свечение было радужным, теплым, притягательным. Фин почти мгновенно почувствовал облегчение, потянулся всей сутью к этому свету, позволяя ему сплетать тугие узлы в собственной душе, разрешая ей поддаваться силе учителя. Вот только… Нет! В мгновение ему стало так страшно, что кто-то другой, чужеродный вторгается в самое сокровенное, личное. Фин высвободил свое Первоначальное, отталкивая пестрые ленты, вырывая их из своей груди, срываясь в крик и проваливаясь в небытие, чтобы вынырнуть в ослепляющий белый свет.

Она подняла лицо. Огромные карие глаза смотрели на него с грустью. Губы были сухими и потрескавшимися. Маска спала, но девушка напротив была настолько далекой, настолько незнакомой, что на секунду Фин пожалел о том, что видит это лицо.

— Теперь ты понял?

— Защищая себя, я спрятал тебя сам?

— Он успел лишь стереть имя…

— И я так глубоко укрыл тебя, что… создал новый эфир для этого?

— И привнес туда свою боль. Всю свою боль. Всю свою ложь.

— Как мне теперь?..

— … С этим жить? Многие так живут. Ты еще всё можешь исправить.

— Но как?

— Отпусти…

Фин очнулся на полу коридора. Волны свечения исчезли. Он со стоном перевернулся на спину и уставился в потолок.

Он любил её больше всего на свете. Он мечтал о том, что однажды сможет сделать её своей навсегда. Когда выбор был сделан, казалось, ничто не сможет остановить его. Смог. Отец. Отец, убив единственную радость сына, заставил того стать творцом до срока. Знает ли он, что Фин создал? И создал он лишь один эфир… или тысячи? Так же незаметно для самого себя. И стали ли они столь же опасными как тот, в котором он сейчас находился?

Она мертва. Она осталась лишь воспоминанием и его собственным страданием, заключенным в этом эфире. Небесный скиталец, который потерял не просто возлюбленную, но собственную волю, поддавшись витку Пути. Небесный скиталец, который сделал несчастным собственное творение. Небесный скиталец…

— Почему ты лежишь на полу? — Рин остановилась в дверях.

Он не ответил, не пошевелился, пропустил вопрос мимо ушей. В его голове вилась только одна мысль: он должен был вспомнить имя. Какой бы силой оно не было стерто, его сила превосходит любую в сотни раз. Она способна очищать, рушить и созидать. Сейчас он — созидатель. Сейчас он понимает всё, что происходит вокруг. Сейчас он должен исправить то, что натворил, однажды поддавшись слабости.

— Почему ты..?

— Тише, Рин. Тише.

Он все же поднял голову. Как эта девушка была похожа на ту, что он потерял! Все здесь неуловимо были на нее похожи. Цвет волос, разрез и цвет глаз, медлительность и прямота, ровные интонации и свет. Свет молчаливой веры. Фин приподнялся на локтях, внимательно вглядываясь в лицо Исиантарин. Она смотрела на него. Долго. Не произнося ни звука.