— Зачем тебе книги? — Тилл обиделась, когда её оттащили от возка со шкатулками. Таращилась она больше на продавца с кожей цвета угля, но и шкатулки были хороши. — Лишний вес только!
— Шкатулки твои — лишние, а книги — знание, — Фин смеялся.
— Ничуть даже, у нас дед есть, зачем нам какие-то… книги?!
— А если дед умрет? — Сид ткнул брата локтем в бок.
— Не умрет! Не умрет! Никогда-никогда не умрет! — Девочка побежала к лагерю, и близнецы в кои-то веки не поспешили за своенравной Тилл.
— Думай, что говоришь!
— А что, ведь он умрет… Кто тогда расскажет им все эти сказки, если не книги?
— Фин, ты… как это на их языке?.. дурак!
— Это почему это?
— Нельзя говорить такое человеку, который любит Дентара.
— Я тоже его люблю, забавный старикан, но я не боюсь того, что он умрет, это ведь неизбежно.
— Это ты, а она… Она же совсем еще маленькая, ни к чему ей знать о смерти.
— Всё равно она узнает и… — Фин осекся под гневным взглядом брата.
— Только я буду решать, что она узнает и когда.
Сид просочился между двумя ругающимися торговками, оставив брата в недоумении хватать ртом воздух. Фин постоял еще какое-то время, никак не решаясь осмыслить подобное заявление брата, вдохнул, попробовал выдохнуть и закашлялся. Едкий запах дыма выедал глаза, шумные толпы людей гудели, подобно пчелиному улью, жар костров обжигал кончики пальцев, а встречные взгляды пылали злобой. Почувствовав, что вот-вот задохнется, Фин побежал прочь от стоянки, мимо охранника, в степь, туда, где подлунные шелка травы дышали звездными россыпями. Отдышавшись, он опустился на землю. Вот теперь можно было подумать. И что это было? Откуда эти ужасающие картины. Переволновался, конечно же, вот только никак не отпускало что-то тянуще-липкое, застрявшее в горле. Фин попытался откашляться, ничего не вышло. Набрав в легкие побольше воздуха, он закрыл глаза и попробовал сосредоточиться. Что-то повисло в воздухе, что-то, природу чего Фин не мог определить без брата.
Сид. Если бы его последние слова звучали в Саоссе, он только что обручился бы с малолетней девчонкой без роду-племени, самозванной владелицей жемчужной нити, затерянной где-то в просторах Третьего эфира. Фин не помнил его названия, в который раз кляня себя за то, что плохо занимался с картами. Сид, наверняка, помнит. Третий эфир, луковой шелухой обнимал Второй, который они проскочили в бегстве из Четвертого. Игантенн, кажется, так он назывался. А этот… Странное место без власти, без религии, почти без воды, с несколькими солнцами и лунами, где люди живут лишь для того, чтобы жить, и раз в десять лет собраться вместе на огромной поляне у гор, которые они никогда не решатся перешагнуть… И что тут делает эта девочка, с такими темными волосами, с такой светлой кожей, девочка, совсем не похожая ни на кого из них… Девочка, так похожая на них с Сидом. Неужели брат что-то почувствовал, неужели поэтому своими — ничего не значащими для этого эфира, но столь многообещающими для Саосса — словами взял её под своё крыло? Поймет ли это дитя, сколь многим пожертвовал сейчас брат? Фин хмыкнул и прогнал прочь мысли, так напомнившие ему отповедь отца перед их заключением. Подняв глаза к небу, Фин молча следил за скольжением лун ровно до той поры, пока над поляной не повисла тишина. Он вернулся к повозке. Сид спал, пальцы его уже привычно зарыты были в волосы Тилл. Фин покачал головой, улыбнулся и, устроившись рядом с семьей, спокойно уснул.
Наутро его разбудили голоса, которые больше не пугали. Фин открыл глаза.
Приветливые лица чужаков встречали его сонную физиономию. Тилл вышагивала по натянутому, видимо, ранним утром канату — зрители замирали, а затем восторженно аплодировали. Фин поискал взглядом брата. Сида точно не было поблизости, а кто-то уже подсовывал ему тарелку с сытным завтраком. Не глядя поблагодарив, Фин уселся на траву. Всё-таки было что-то в этой крохотной акробатке, имеющей в свои десять собственный взгляд на всё. Струна. Суть. Путь. Уже предначертанный. Как он раньше не замечал этого? Тилл на мгновение остановилась, покачнулась, тут же расцвела улыбкой и прошлась колесом по тонкому тросу. Кое-кто ахнул, некоторые матери закрыли глаза детишкам, а Тилл, благополучно добравшись до столба, соскользнула на землю. Вскоре сюда подтянется весь Сбор. Циркачей любили и ценили в этом мире — они дарили радость, смех и ужас, выменивая восторг, хохот и волнение на еду, одежду и подковы.
— Эй, видел, как ловко я прошлась? — Тилл сияла. Вряд ли был кто-то еще во всех эфирах, кто умел так быстро забывать обиды. На тоненькой шейке покачивалась цепочка с жемчугом. — А дед разрешил мне поносить это, вдруг, кто-то пришедший на представление узнает её.
— То есть, ты всё-таки говоришь, что она не твоя…
— Нет! Я говорю, что кто-то может узнать её. И если она моя, то может рассказать о том, кто… кто я.
— Разве тебя заботит это?
— А тебя разве нет?
— Ну я-то знаю, кто я. Хотя в десять лет я вряд ли знал об этом…
— Потому что ты — невезунчик! А я нашла жемчуг и скоро всё узнаю, первее, чем ты!
— А ты уверена, что…
— Она уверена, Фин, — Сид появился будто бы из-под земли. — А ты доедал бы свой завтрак, пока не остыло мясо.
