Титус Гроун - [33]

Однако радости придворных не суждено было продолжаться долго. Несколько минут Прунскваллер действительно молча смотрел в окно, однако оказалось, что это была всего лишь прелюдия к более продолжительной тираде:

– Кедры, кедры, ха-ха. Прекрасные деревья, они меня просто восхищают. Но вот интересно бы знать – восхищаю ли я их? Господин Флей, что вы думаете на сей счет? Что? Молчите? Интересно, почему? В чем причина – просто не хотите отвечать, или же моя философия попросту выше вашего понимания? Вот дилемма – мне нравятся кедры, но я им равнодушен. Это с виду, но вдруг в реальности все обстоит иначе? Исходя из категорий субстанционной функциональности, так сказать, принимая во внимание аксиоматичность естества общественного бытия…

Однако дальше эскулап запутался в собственных словоизлияниях и позорно замолчал. Тем не менее ему повезло – приход сестер его сиятельства, госпожи Коры и госпожи Клариссы – помог Прунскваллеру выпутаться из неприятного положения, в которое он сам себя поставил. Глаза присутствующих устремились на вошедших женщин – сестры-близнецы шли медленно, словно крались. Они редко покидали свои покои, поскольку были обеспечены всем необходимым и, как поговаривали злые языки, ко всем обитателям замка без исключения относились с большим подозрением.

Когда женщины поравнялись с Прунскваллером, тот снова ожил:

– О, ваше сиятельство… я хотел сказать, ваши сиятельства… Позвольте мне поприветствовать вас, ха-ха. Извините мою напористость, но я, как доктор, имею право знать все… Стеснительность при общении со мной ни к чему, доктор должен знать все и обо всех, ха-ха, прочь стыдливость, ха-ха, хо-хо.

– Это врач, дорогая, – громко прошептала леди Кора сестре, не обращая внимания на болтовню Прунскваллера.

Леди Кларисса посмотрела на лекаря таким взглядом, от которого любой бы смутился и отступил назад. Любой, но только не Прунскваллер.

– Я знаю его, – прошептала Кларисса сестре, но явно с расчетом, чтобы ее слышали и окружающие. – А что случилось с его глазами? Они какие-то не такие?

– Наверно, он болеет. Ты разве не видишь? – ответила Кора.

Сестры были наряжены в одинаковые вишневого цвета платья с бордовыми же бархотками на шеях. Седые волосы их были украшены золотыми заколками, лица были сильно напудрены и брови подведены смесью жира с сажей, отчего невозможно было даже догадываться, какие чувства в действительности одолевают сестер хозяина замка.

– А что вы-то тут делаете? – бесцеремонно спросила Кора, глядя на доктора с полупрезрительной усмешкой.

Доктор слегка поклонился и обнажил свои крепкие зубы:

– И на меня, ха-ха, пала привилегия, так сказать, ха-ха, засвидетельствовать, ха-ха…

– Но почему вы-то? – удивилась леди Кларисса, причем в голосе ее звучала та же самая обиженная интонация, с которой только что говорила сестра. По-видимому, родственницы лорда Сепулкрейва полагали, что только они по своему рангу достойны присутствовать на крещении ребенка. Не считая, разумеется, родителей. А тут еще какие-то доктора появились…

Эскулап картинно возвел глаза к потолку – дескать, на все воля Господня. И тут же Прунскваллера словно бы заинтересовал резной орнамент потолка – его глаза так и остались прикованными к дубовым панелям.

Однако сестры продолжали смотреть на него недовольными взглядами, и тот, опустив глаза, сразу заметил это. Тем не менее положение близнецов в иерархии Горменгаста было строго определено – настолько, что с ними можно было не слишком церемониться, и потому лекарь сказал:

– В самом деле, милостивые государыни, право слово, ха-ха, не представляю, почему вы до сих пор не оценили той заметной роли, которую я играю в нашем, ха-ха, обществе? Точнее, в его социальной жизни. Можно сказать, именно я не даю общественной жизни застояться, словно болоту. Мы, доктора, знаете ли, сразу чувствуем, если что не так… И потом, сами подумайте, как много делаю я в Горменгасте. Вот, опять же, ребенок, будущий полновластный хозяин замка и его окрестностей – он появился здоровым на свет не только, ха-ха, благодаря родителям. Но и благодаря мне тоже, и в немалой степени.

– Что, что вы говорите? – встрепенулась вдруг леди Кларисса, очевидно, истолковавшая слова врача как-то иначе.

Доктор Прунскваллер зажмурил на мгновенье глаза, а потом, подойдя к аристократкам, игриво погрозил им пальцем:

– Ваши сиятельства. Нужно внимательно слушать собеседников – иначе вы неминуемо отстанете от жизни. А это, знаете ли, чревато…

– Как вы сказали, простите? – перебила эскулапа Кора, поправляя искусственную розу на корсаже. – Простите, в самом деле не расслышала? Кажется, что-то вроде «отстать от жизни». Да куда уж нам отставать – мы и так плетемся где-то на обочине. Все, что принадлежит нам по праву, находится безраздельно в руках Гертруды.

– Верно, верно, – обрадовано закивала ее сестра. – Она лишила нас всего.

– Как так, милостивые государыни? – тотчас оживился Прунскваллер, почувствовав неизбитую тему разговора.

– Власть, – ответили сестры одновременно, словно сговорившись. Их откровенность шокировала даже врача, который, как известно, не обладал особыми комплексами. Прунскваллер был настолько ошарашен, что принялся теребить непослушными пальцами воротник камзола, делая вид, что хочет поправить его.