Тихий тиран - [74]

Они шли молча, уже два посторонних человека, наступая на ракушки, которыми был усеян берег.

— Обратно я пойду одна, — сказала она. — Ну, прощай, Фатеев. Теперь ты знаешь все. И видел моего мужа. Увы, то, что дает мне он, ты никогда не сможешь дать. А то, чего у него нет, я нахожу сама… Будь счастлив!

Ее цинизм не покоробил и не изумил Фатеева. Что ж, она с философским спокойствием высказала то, о чем многие предпочитают умалчивать. В глубине души Фатеев был ей даже благодарен.

Почему он вспомнил об этой женщине именно сейчас? Возможно, потому что почувствовал, пусть даже поздно, что Елена не врет?.. И не умеет, наверное, врать или не считает нужным…

…Фатеев разыскал Крупину на лестничной клетке. Она стояла, опершись спиной о перила, и курила.

Он обратил внимание на ее бледность, на красные, запавшие глаза. Ему показалось, что она не совсем здорова, и он решил не заводить разговора.

Но Крупина начала сама:

— Хотите сигарету?

— С удовольствием, — улыбнулся Фатеев, — может быть, она будет последней.

— Бросаете?

— Пытаюсь.

— А…

Она замолчала.

Все последующие дни после того страшного вечера, когда Слава Кулагин рассказал о гибели Федора и передал его письма, проходили для Тамары в каком-то смешении реального и нереального. Она являлась на работу, обходила больных, давала указания лечащим врачам и медсестрам, что-то записывала в операционный журнал, сидела на «летучках» в кабинете Кулагина, однако, если бы ее спросили, что делала она час назад, вероятней всего, Тамара не смогла бы сразу вспомнить.

Домой она возвращалась теперь поздно, поскорее ложилась спать, боясь своей пустой квартиры, и с нетерпением ожидала возвращения матери из санатория…

— Простите, Тамара Савельевна, — прервал молчание Фатеев, — у вас что-нибудь случилось?

— Да, — коротко ответила Крупина и отвернулась, давая понять, что не хочет продолжать разговор на эту тему.

— Еще один вопрос… точнее сказать, поручение…

— Что? — Крупина повернула голову. — Партийное поручение?

— Нет! Дело в том, что Елена Васильевна просила меня поговорить с вами. А я не дипломат, не умею находить время, место и какие-то особые слова… — Он вздохнул. — Словом, она просила вас извинить ее… Ей кажется, что вы на нее обижены.

— Послушайте, Виктор Дмитриевич, — спокойно произнесла Крупина, — ни на кого я не обижена. Это раз… Зачем вы берете на себя не свойственные вам функции? Это два. И, наконец, третье. Если речь идет о диссертации Елены Васильевны, то я не хочу о ней больше слышать.

— При чем здесь диссертация? — смутился Фатеев. — К вашему сведению, я вообще ее не читал.

— А вы прочтите, — посоветовала Крупина и бросила окурок в урну. — Потом, если захочется, так уж и быть, поговорим.

— Что ж, прочту, — пообещал Фатеев. — На ваш взгляд, диссертация Богоявленской слаба?

— Оставим мои взгляды при мне, — вдруг улыбнулась Крупина, — подождем, когда у вас появится свой взгляд и свое отношение… Если, конечно, вы способны на объективность. Не исключено, что герои-чудотворцы объединятся и дадут бой нам, простым смертным.

29

О том, что Зою Романову переводят обратно, первой, как всегда, узнала и сообщила санитарка Глафира Степановна. Она же предложила устроить по этому поводу небольшой «девичник».

В закуске недостатка не было: накануне был день свидания с родственниками.

Но какая же встреча без хорошего вина!..

Тогда были собраны все имеющиеся в наличии бутылки, и за полчаса до появления Зои на двух сдвинутых тумбочках уже красовались коньяк «Камю», югославский «Виньяк» и целая батарея бутылок из-под болгарского сухого вина, наполненных… минеральной водой и соками.

Увидев все это, дежурный врач хмыкнул и коротко приказал:

— Убрать!

В сопровождении медицинской сестры возникла в дверях исхудавшая и осунувшаяся, но решительно настроенная Зоя.

— Тумбочки поставить на место, — не замечая ее, распоряжался дежурный врач.

Зоя, мгновенно оценив обстановку, мягко и вкрадчиво спросила:

— Скажите, доктор, вам понравится, если я завтра объявлю голодовку?.. И тем самым сведу на нет феноменальные результаты операции и усилия целого коллектива врачей по спасению больной Романовой? Учтите, я человек неуправляемый. Это еще Павел Афанасьевич говорил, а уж он-то меня знает!..

Медсестра, слышавшая этот монолог, в панике побежала за подмогой. Однако дежурный врач уже принял решение и поспешно вышел из палаты, собираясь обо всем рассказать Фатееву.

— Ну и ладно, — сказала Зоя, — давайте фрукты выкладывать. Эх, еще бы цветочки достать!.. Я, между прочим, в нашем ресторане первая додумалась на столики цветы ставить. Надо мной сначала подружки посмеивались, говорили: «Чего ты, Зойка, из кожи-то лезешь? Придет какой-нибудь бегемот, пожрет-попьет, костей на скатерть нашвыряет, тебе на чай гривенник бросит, а ты ему — цветы?..» Глупые они, подружки-то мои… Не одни же бегемоты к нам ходят… Вот, помню, пришли двое старичков… Она в черном платье, а воротничок кружевной, ну, как до революции, а он — седой весь, костлявенький… Лет-то, наверное, под семьдесят пять, не меньше, усох совсем… А на нем жилет, рубашечка белая, запонки красивые… Целый вечер сидели, все вермут болгарский пили. Я уж под конец узнала: золотая свадьба у них…