Тихий тиран - [24]

Сергей Сергеевич стоял тогда перед зеркалом и тщательно расчесывал волосы металлической щеткой. Настроение было прекрасное: через несколько дней — путешествие во Францию, где он ни разу не был. Он давно мечтал побывать в Париже. В кармане уже лежал заграничный паспорт.

Услышав стук в дверь, профессор недовольно нахмурился. «Опять кого-то несет! — сердито подумал он, пряча щетку в стол. — И на этот раз не удастся пораньше вырваться!»

Вошла Богоявленская, стажирующийся хирург. Кулагин впервые так близко увидел ее: обходя палаты, занятый своими мыслями, он редко замечал кого-либо. Это у него пришло с годами, с опытом — разговаривать с человеком и почти не замечать его. Однако сейчас профессор ощутил странное, почти позабытое волнение. Такого с ним не было со студенческих времен — и это его озадачило. Очень красивых женщин профессор Кулагин побаивался, будучи убежден, что они нарушают душевное равновесие окружающих. А нарушение душевного равновесия в условиях клиники неизбежно приводит к перебоям и срывам установленного рабочего ритма.

За себя профессор не боялся. За плечами почти шестьдесят лет, отработанный и тщательно отшлифованный уклад жизни, спокойный темперамент и — что было немаловажным обстоятельством — ревниво сохраняемая и охраняемая репутация…

— Если вы очень заняты, я могу прийти в другой раз, — робко сказала Богоявленская, почувствовав замешательство шефа.

— На работе я всегда занят, — хмуро улыбнулся Кулагин, — но раз уж пришли, то садитесь… Что у вас?

Елена, аккуратно подобрав полы халата, села.

— Скоро кончается моя стажировка, профессор. Я знаю, что вы собираетесь в Париж… И вот испугалась, что не увижу вас, а мне… — Она запнулась, покраснела, опустила глаза и чуть слышно закончила: — А мне просто необходимо сказать вам, профессор: благодаря вам я поняла, что буду врачом… Настоящим!

— Неужели? — В глазах Кулагина мелькнула усмешка.

На мгновение молодая женщина растерялась, она почувствовала, что Кулагин не верит ей и, забавляясь, ждет, что она скажет дальше.

Елена гордо выпрямилась, собираясь уйти, но профессор взял ее руку в свои и властно усадил на прежнее место.

— У вас очень красивые руки, милый стажер. Вам, очевидно, много раз говорили об этом?

— Да. — Елена выдержала его испытующий взгляд. — Это может помешать моей работе?

— Не исключено, — усмехнулся Кулагин. — Наша работа требует силы, порой даже грубой физической силы… Не каждому дано… Но вы еще так молоды. У вас будет много времени, чтобы научиться твердо держать скальпель в руке и развить силу.

— Я очень хочу этого! — воскликнула Елена. — Вам-то легко, профессор… Вы сильный! Вы не ошибаетесь…

— И у меня бывают неудачи, даже смертельные исходы, — с грустью заметил Сергей Сергеевич.

— Всегда есть больные, которым нельзя помочь, — возразила Елена. — Мы можем только пытаться им помочь, обманывая и себя и их… А как вы думаете, хирург имеет право на ошибку?

— Хирург — тоже отчасти человек, — пошутил Кулагин. — Как-то я разговаривал с одним строителем… Крупный, преуспевающий инженер. Так вот он сказал: «Когда я строю дамбу, я делаю поправку на запас прочности. Мои дамбы служат вечности». — «Себя страхуете или дамбу?» — спросил я. «Дамбу… И себя!» — ответил он. Потом подмигнул мне и откровенно заявил: «Если я уложу в дамбу лишнюю тысячу тонн бетона, подорожает лишь дамба, а мне спокойней». Вам нравится подобный метод страховки от ошибок, коллега?

— А что? — воскликнула Богоявленская. — В этом что-то есть!

Она вдруг звонко расхохоталась. Кулагин удивленно взглянул на нее, не понимая причины этого взрыва веселья.

— Ох, простите! — покраснела Елена. — Просто я вспомнила, как однажды на лекции вы сказали, что на нашей эмблеме вовсе не змея, а уж.

— Однако, — пробормотал Кулагин, — у вас хорошая память.

— Да, — простодушно подтвердила Елена, — если я чего-нибудь не понимала в лекциях или учебниках, то просто зазубривала и как автомат отвечала на зачетах или экзаменах. А теперь оказалось, что многого и не нужно было запоминать.

— Вы рискуете, — усмехнулся Кулагин. — Я ведь могу за такое признание поставить вам в зачетку «пару».

— Не сможете, профессор, у меня уже нет зачетки. Я дипломированный врач. Единственное, что вы действительно можете, так это не взять меня в свой институт на постоянную работу.

— А вам очень хочется работать у меня? — прямо спросил Кулагин.

— Очень! — просто сказала Елена. — Если вы от меня откажетесь, для меня это будет настоящей трагедией.

— Ну, а если откровенно, вы ведь для того и пришли ко мне, чтобы узнать, возьму я вас или не возьму. А?

— Я не предполагала, что вы так подумаете, — дрожащим от обиды голосом произнесла Елена. — Я пришла вовсе не для этого. А говорите вы так потому, что совершенно меня не знаете, Сергей Сергеевич! Если бы я пришла за этим, то прямо бы и сказала… Я не умею кривить душой. Например, если бы мне не понравилась копия левитановской картины, вот этой, что висит на стене, — она махнула рукой в сторону «Вечного покоя», — и вы бы спросили мое мнение о ней, я бы сказала: «Вам изменил вкус, профессор!» Но она мне нравится, и я вам говорю: эта копия прекрасно выполнена, копиист — мастер с большой буквы. То же самое и по поводу моего прихода к вам…