Тихий тиран - [23]

— И малоприятный? — докончила Богоявленская.

Она села, достала из сумки пачку американских сигарет и маленькую зажигалку в виде бутылочки кока-колы.

— Забавная вещица! — Крупина потянулась к зажигалке. — Можно взглянуть?

— Конечно! — Богоявленская поспешно протянула ей зажигалку. — Это мне брат привез, из Штатов. Он часто ездит за границу. Если вам нравится…

— Дареное не дарят, — усмехнулась Крупина. — Так вот, Елена Васильевна, я прочитала вашу диссертацию, и она мне не понравилась. Я там кое-что написала, на полях. Пожалуйста, просмотрите… Но заранее извините, если резковато.

Елена читала замечания Крупиной внимательно, изредка кончиком языка облизывала губы, вздыхала, даже как будто всхлипнула разок.

— Как же мне теперь быть? — осторожно отодвинув диссертацию, спросила она наконец.

— Не знаю, — пожала плечами Тамара. — Не могу понять вашей спешки, Елена Васильевна!

— Почему же спешка? У меня истекает срок… Не торчать же мне в аспирантуре еще год!

— Вот как! — скривила губы Крупина. — Следовательно, вы полагаете, что двадцать минут позора при защите лучше?

— Неужели все так ужасно плохо? — чуть слышно спросила Богоявленская.

— Ужасно не ужасно, но плохо. Если то, что вы сочинили, и есть кусочек науки, я готова отречься от нее. Ни в какой другой области знаний нет такого урожая на диссертации, как в медицине… И большинство их — макулатура. Сотни тонн прекрасного сырья для целлюлозной промышленности.

— Я докладывала на проблемной комиссии и никак не предполагала…

— Что именно вы не предполагали? — любезно спросила Крупина.

— Во всяком случае, там существенных замечаний не было.

«Ну вот, сейчас начнет давить авторитетами областного масштаба», — устало подумала Тамара.

— Хорошо, — спокойно сказала она, — не будем спорить. Это, право же, становится неприличным, все-таки речь идет о научной работе, а не о вечернем туалете… Скажите, сколько статей вы опубликовали?

— Восемь! — поспешно ответила Богоявленская.

О публикациях она не беспокоилась, их было больше, чем требовалось, а дядя Гена — академик Богоявленский — обещал пристроить еще одну в солидный московский журнал. Крупина еще не знает главного ее козыря, а то подумала бы, прежде чем рубить сплеча.

— Правильно, вы опубликовали восемь статей. Восемь разных названий, а содержание, извините, почти одно и то же.

Елена с трудом удержалась, чтобы не вскочить и не закричать: «Плевать я на тебя хотела, ясно?.. Я все понимаю, ты просто копаешь под меня, потому что я… потому что я…» Ей захотелось расплакаться, зареветь, как в детстве, когда взрослые чем-нибудь обижали ее, а она не могла ни возразить, ни отомстить.

— Спорных положений, Елена Васильевна, вы избегали… А бесспорные стары как мир… Как мир до потопа.

«Не голос, а какой-то ржавый вентилятор!» — с испугом подумала Богоявленская, чувствуя, как замирают ее возмущение и протест от этого жестяного скрежета.

— Неужели моя работа хуже других? — машинально возразила Елена, ощущая внутри себя глухую, непроницаемую пустоту.

— Мы не в продовольственном магазине, Елена Васильевна, — сорвалась у Крупиной грубость, — там можно выбирать… Пожирнее, попостнее… Может быть, и не хуже некоторых ваша работа. Но мне хочется, чтобы она была нужной людям, а не покрывалась паутиной на полках.

Богоявленская не слышала последних слов Крупиной. Она сидела с лицом, выражающим полнейшее внимание, но с ужасом чувствовала, что вот-вот начнет засыпать. Она поспешно поднялась и, с трудом подавляя зевоту, неестественно бодро сказала:

— Спасибо, Тамара Савельевна. Мне было приятно познакомиться с вами поближе. Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. А слышала я о вас много… Разного… Благодарю, что нашли время прочитать диссертацию и сделать свои замечания. Некоторые из них заслуживают серьезного внимания и помогут мне в дальнейшей разработке темы, которую я избрала…

Крупина внезапно поняла, что Богоявленская обязательно станет кандидатом наук: вряд ли найдется сила, которая сможет остановить ее.

Приостановить на какой-то срок — да; остановить, — пожалуй, нет.

Они расстались почти врагами, на прощание холодно улыбнувшись друг другу.

— Сергея Сергеевича нет, — сказала Галина Петровна, секретарь Кулагина.

— Я знаю! — Богоявленская даже не взглянула в ее сторону, толкнула дверь кабинета. Бросила на спинку стула пальто и плюхнулась в глубокое низкое кресло. Как ни странно, неприятный разговор с Крупиной уже не вызывал того ожесточенного раздражения, которое она недавно испытала. Придя сюда, в кабинет Кулагина, Елена почувствовала, как незаметно отступает опасность, столь отчетливо обозначившаяся во время столкновения с Крупиной.

Она лениво повела глазами по сторонам; все здесь было ей давно знакомо: массивный стол, три телефона на тумбочке рядом с ним, картина Левитана. Усмехнулась, вспомнив, как неудачно сделала комплимент неизвестному мастеру-копиисту, когда впервые переступила порог этой комнаты, а Кулагин холодно заметил, что это репродукция.

Уже спустя много времени, в минуту откровенности, Сергей Сергеевич признался Елене, что чуть было не выпроводил ее, когда она без вызова заявилась к нему в кабинет…