Наконец наступил и самый вечер. Антонина Петровна, красная, взволнованная, принимала тех же гостей, которые бывали у них и летом. Зеленое платье удивительно не шло к ней и делало лицо её еще более воспаленным. Все переглядывались, когда она вставляла в разговор английские фразы, но верх удавления был, когда на просьбу спеть что-нибудь, она подошла к роялю и начала не «Средь шумного бала», а романс Дебюсси. Пела она тщательно и добросовестно, но тяжело и деревянно.
– Ну, что это! Тонечка, спой что-нибудь из прежнего! – раздались голоса. – «То было раннею весной!» «Ямщик, не гони».
Антонина Петровна заявила, что больше петь не будет, и, проходя мимо Ивина, не удержалась, чтобы не шепнут:
– Вы довольны?
– Я очень люблю этот романс! – ответил тот уклончиво, но вообще смотрел добродушно и весело. Наклонясь к собеседнице, он уже шёпотом сказал:
– Мне нужно поговорить с вами.
Антонина Петровна торопливо взяла его под руку и они прошли в столовую.
Наконец, раздались такие обыкновенные, всегда волнующие слова признания. Ивин выражался именно, как всегда творят в таких случаях.
Куртинина шептала, восторженно глядя в потолок.
– Что вы шепчете? – удивился Виктор Андреевич.
– Я так ждала этой минуты, что сочинила ваши слова заранее и теперь говорю их.
– И что же они совпадают с моими настоящими словами?
– Вполне!
Оба рассмеялись.
– А знаете, я тоже сочинил ваш ответ.
– Какой же он?
– Я согласна, поговорите с папой. Совпадает?
– Вполне!
Куртинина мечтательно начала:
– Я так старалась переделать себя, свои вкусы, быть достойной вас, и вы оценили, это. Я полюбила то, что вы любите, стала другой, совсем другой, и вы полюбили меня.
– Простите, Антонина Петровна. Я вам очень благодарен за ваши старанья, но если вы думаете, что это как-нибудь повлияло на мое решение предложить вам стать моей женой, то вы ошибаетесь.
– Что же на вас повлияло? Не то же, что я девушка из хорошей семьи?
– Отчасти и это. Но нужен был толчок, что бы я постарался узнать в вас добрую и милую девушку. Толчок любви дала мне ваша косая бровь.
– Какая косая бровь?
– У вас одна бровь лежит выше другой, и это придает необыкновенно милую пленительность вашему лицу. Это меня привлекало, заставило вас полюбит, узнать, искать вашей руки.
– Такая мелочь!
– Мелочь, которую я благодарю от души. Ведь я люблю вас! А Дебюсси вы спели прескверно. И столько труда.
Антонина Петровна подошла к зеркалу и долю смотрела на свою бровь.
– Вы находите это красивым?
– Очаровательным.
– А если бы вы знали, сколько я плакала из-за этой самой косой брови!
