Тихий страж. Бабушкина шкатулка - [85]

Все-таки утром Маврикий Иванович рассказал свое дорожное приключение Зайцеву. Тот выслушал внимательно:

– Ну, послушай, я же отлично знаю твою незнакомку: она – жена Алеши Краснова, Ольга Николаевна, рожденная Лейстикова?

Отрицать не было никакой необходимости. Оказалось, Зайцев, отлично знал и мужа Ольги Николаевны, и ее мать, и всю их семейную жизнь. Может быть, если бы Ольга Николаевна знала, к кому идет в поселок Маврикий Иванович, она не была бы так откровенна.

– А что? Разве она мне все солгала?

– Как тебе сказать? Факты она передала верно, но освещение, вот что главнее всего. И замечательно, что она не переиначила событий, как лицо заинтересованное, а передала их, как фантазерка!.. Алеша Краснов – очень милый мальчик, но она его замучила причудами и изменами. Их женили родители. Впрочем, может быть, они и сами чувствовали склонность друг к другу… Не знаю.

– Ее муж, действительно, так красив, как она говорит?

– По правде сказать, никогда об этом не думал. Кажется, ничего себе. Но я не понимаю, чего ей нужно! То возилась с Алексеем, заставляла его носить средневековый костюм, гулять с нею при луне, то начала заводить романы с кем попало у него под носом. Теперь вот совсем сбежала. Ведь нужно ангельское терпение, чтобы не прибить хорошенько.

– А знаешь, она, я думаю, была бы в восторге, если-б ее прибили. Она об этот мечтает.

Зайцев, помолчав, начал:

– Потом, ведь это все уже старо – такие типы! Кого она удивит?

– Вот меня удивила.

– Так это случайно, пришел такой час, сумеречный, странная встреча, странная история, необычайная про>гулка… при том она ведь интересна, Ольга-то Николаевна.

– А, что могли значить ее слова, что ее можно видеть только в сумерки?

– Ничего не значили. Поэтическая непонятность.

– Мне почти смешно, что я в нее совсем влюбился вчера.

– Ничего! Со всяким может случиться, особенно в сумерки. В такое время все странно меняется на минуту: и лица, и слова, и чувства, и природа. Может быть, Ольга Николаевна была и права, говоря, что видеть ее можно только в сумерки.

Косая бровь

I.

Говорят, что любовь требует жертв, но часто она заставляет и делать усилия, и заниматься тем, к чему мы не имеем никакой склонности, ни способности, ставить нас в смешные положения, толкает нас на преступления, – вообще, это – такой господин (по-русски выходит даже – госпожа, так как слово «любовь» женского рода), который очень похож на капризного тирана. А, между тем, какое чувствительное и по-настоящему благородное сердце не признает этого господства?

Что, как не любовь, заставило барышню Куртинину, милейшую Антонину Петровну, никогда не исполнявшую что-нибудь серьезнее романса Чайковского «Средь шумного бала», – петь песни Дебюсси? Что одело ее в зеленое платье, которое ей шло, как игумену шел бы гусарский мундир? Что научило ее игре в шахматы? Что Заставило ее полюбить русские иконы и сухарный квас? Одна любовь.

А, между тем, Антонина Петровна вовсе не бесхарактерна, умна, не красавица, но весьма привлекательна, – в чём же дело? Дело в том, что у неё в груди находилось необыкновенно нежное, горячее и упорное, несмотря на свою чувствительность, сердце. Кроме того, Антонина Петровна была не то что любопытна, но романтична, и ее привлекали события, книги и люди, в которых заключалось что-нибудь таинственное, непонятное. Конечно, на наш взгляд, в Викторе Андреевиче Ивине таинственного было очень мало, но барышня Куртинина полагала иначе.

Это было на даче. Вероятно, Ивин жил, как и все, с конца мая или начала июня, но для Антонины Петровны обнаружился только в августе.

Куртинина принадлежала к семейству, которые, к счастью, при всеми признанном распаде семьи, еще не перевелись. Я имею в воду большие семьи с массой домашней молодежи, с постоянными гостями, приезжими родственниками, детьми, большим (сравнительно) штатом прислуги, без экономии в еде, без забот и сомнений, что отец, сидящий где-то там в кабинете, всё раздобудет, всё устроит, на всё достанет денег, на всё нужное, а мать выпросит у него для детей же и на ненужное. Такие семейства очень любят разные поставщики и лавочники. Конечно, вполне развернуться такому житью удобнее всего где-нибудь в имении, в деревне, – но и на даче, где всё гораздо теснее и скареднее, можно прожить весело, тем более, что скука как-то не выносить молодого воздуха и улетает оттуда, где сосредоточено много молодежи. Не думайте, что я описываю какое-нибудь необыкновенное по своей привлекательности и достоинствам семейство. Нет, дом Куртининых был довольно обыкновенным домом. Единственная его особенность, что люди там жили большим гнездом, довольно дружным. И молодая компания ничем не отличалась от других молодых компаний и была на взгляд многих, вероятно, довольно банальной. Ну, что же особенного и оригинального в студентах, гимназистах, юнкерах и молодых офицерах? Девицы тоже были такие, каких тысячи: кто на курсах, кто в театральной школе, кто в консерватории; та пела, одна танцевала, другая рисовала. И всё понемногу, без таланта, покуда замуж не вышли. Но весело, шумно и молодо.

Антонина Петровна просто жила у родителей, читала и ходила в театры. Лицо у неё было бы совсем обыкновенным (как по паспорту) русским лицом, если бы не брови. Дело в том, что правая бровь у неё лежала ровно над глазом, а другая, расширяясь к концу, как хвост кометы, лезла куда-то вверх, на висок. От этого казалось, что и левый глаз её – выше и больше правого, и вообще всё лицо приобретало некоторую несимметричность, которая любителю могла бы показаться пикантной. И нравом своим, и поведением Тонечка тоже мало отличалась от своих подруг: так же смеялась, так же играла в теннис, носила белое короткое платье и по вечерам ходила со всеми на недалёкие прогулки.