Тихий океан - [8]

— Разве оно не повысило уже существующие налоги и не ввело новые? — вопрошал он. — Разве не возросла стоимость жизни, и разве фермеры не получают за свой труд все меньше и меньше? А государственный долг тем временем растет.

— А что принесла такая политика крестьянам? — спросил он наконец.

Он порылся в своих бумагах и полистал заранее заготовленные записи.

— А кому хуже-то стало, чем раньше? — вдруг спросил сосед Ашера, вынув изо рта сигарету.

Депутат оторвался от бумаг и поискал глазами того, кто осмелился его перебить.

— Вы спрашиваете, кому стало хуже? — Он неодобрительно оглядел усомнившегося. — Вот вы, крестьянин, разве проживете на доходы от своей сельскохозяйственной продукции? Разве вы не вынуждены искать дополнительный заработок, чтобы содержать ферму?

Депутат отдавал себе отчет в том, что вступает в дискуссию, чреватую для него провалом, ведь и Народная партия никак не сможет улучшить положение крестьян. Поэтому он быстро сменил тему и снова обратился к собравшимся:

— Я знаю, как высоко здесь, на селе, ценят и как трепетно берегут еще не родившуюся жизнь. Но какую позицию заняли по этому вопросу социалисты? Они полагают, что до наступления четвертого месяца беременности человеческой жизнью можно распоряжаться как угодно! А вот Народная партия, напротив, стремится защитить человеческую жизнь в любом возрасте и в любых проявлениях!

— Пусть каждая сама решает! — громко вмешался сосед Ашера, однако на сей раз депутат не удостоил вниманием его слова.

— Глава земельного правительства, — продолжал он, — поручил мне поприветствовать вас от его имени. Он просит отдать за меня ваши голоса.

С довольным видом он стал складывать свои бумаги, дожидаясь аплодисментов. Рядом с ним откуда ни возьмись появился молодой фотограф и стал снимать на «полароид» всякого, кому депутат пожимал руку.

Разговаривая с женой по телефону из трактирной кухни, Ашер наблюдал, как депутат садится в лимузин и опускает стекло. Его шофер развернулся, осторожно маневрируя между тракторами, и быстро укатил, взяв курс на федеральную трассу.

Пообедав, он отправился в обратный путь. Дверь пожарной части пестрела еще целыми и уже полу оборванными плакатами. Над дверью виднелось окно с распахнутыми ставнями. На глазах у Ашера в окно влетела какая-то птица и исчезла в сумраке пожарной каланчи. Чуть дальше на карнизе крестьянского дома созревали помидоры. В подвальном окне сидела кошка, рядом лежали ржавые клещи. В этих простых картинах он ощутил привкус вечности, и они показались ему невыразимо трогательными. Там, где крестьянин с женой и сыном убирал кукурузу, уже возвышались пирамидальные кукурузные стога. Он пришел в дом вдовы и уселся в горнице. Жилые помещения у вдовы были устроены прямо над хлевом. Из окна открывался вид на кусты красной смородины, росшей на склонах холма. Ближе к дому росли высокие вишни и груша, под грушей стояли стол и скамейки. Вдове было около шестидесяти, у нее были мягкие черты лица, серо-голубые глаза, черные волосы и пухлые губы. Ашер стал смотреть, как она готовит на белой, выложенной кирпичом плите. Над духовкой спали кошки. Собаки забежали в дом и облизали Ашеру руки. Вдову звали Юлиана Эггер. Ее муж более десяти лет тому назад умер от силикоза. Работал горняком в Томбахе, сказала она. В Томбахе было месторождение каменного угля, не так давно весь уголь кончился, и рудник закрыли. Горнякам приходилось вырубать уголь, лежа на животе в низких штольнях. После смерти мужа она осталась одна с тремя детьми; дочка потом вышла замуж, один сын работает пекарем, другой помогает ей управляться на ферме.

Он выпил стакан вина, который налила ему вдова, и спросил, может ли он у нее столоваться. Вдова согласилась. Потом он купил у нее пяток куриных яиц, и она завернула яйца в газету.

Овраги чередовались с рыбными прудами. Ему опять пришли на ум крошечные животные и растения, живущие в этих маленьких прудах, словно подвешенные в воде прозрачные одноклеточные, сине-зеленые и золотистые водоросли, простейшие, пресноводные губки, мшанки и коловратки. Сколько же их он пересмотрел в объективе микроскопа! Из солнечников ему особенно запомнился солнечник обыкновенный с кругленьким тельцем, который отдергивал ложноножки при любом прикосновении и питался инфузориями и десмидиевыми водорослями. С удивлением он наблюдал в микроскоп, как солнечники захватывают добычу своими прозрачными ложноножками и обволакивают ее всем телом. А теперь он смотрел, как по небу плывут полупрозрачные, сероватые облака. Над горами облака образовали сплошной мягкий, вздымающийся пологими холмами покров, сквозь который просвечивали лучи нежно-розового заката, и на его фоне горы на горизонте выделялись темно-синими силуэтами. Он вошел в дом, поднялся на чердак и забрался в постель. Зверек за деревянными перекрытиями снова ожил и принялся скрестись, и у Ашера даже потеплело на душе. Потом ему пришло на ум партийное собрание, и он автоматически припомнил крестьянина, который сидел рядом с ним. Вот уж кто верил в жизнь.

5

На следующий день, ближе к вечеру, в дверь постучали. На пороге переминался с ноги на ногу человек с носом, как подумалось Ашеру, похожим на птичий клюв, — явно сломанным, и сломанным не однажды. Тоненьким голосом, заикаясь, он попросил Ашера пойти вместе с ним к умирающему старику, который жил по соседству. Ашер согласился.