Тихий друг - [9]

Шрифт
Интервал

Кристина вошла, одетая в светло-голубое, длинное японское кимоно, расписанное серебряными драконами, грифонами или ликами богов и предсказателей. Ведь это просто сказка, нет? Знаете что? Я останусь здесь, помяните мои слова. В конце концов, мне нужно иметь возможность где-то спокойно писать, вот и все — а потом?..

— Привет, мой миленький, красивый, пушистый зайчик, — заявил я веселеньким, но в то же время еще сонливым голосом.

— Ты хорошо спал? — спросила она заботливо.

— Восхитительно, золотце. Я провел совершенно чудесную ночь. — Нет, надо осторожней…

— Хочешь позавтракать в постели? Я быстренько приготовлю.

Нет, что-то в этом было, хотите верьте, хотите нет: она ходила неглиже, в кимоно, но лицо и прическа были в полном порядке. И вообще, что за женщина: завтрак в постель…

— Больше всего я хотел бы тебя, золотце. Знаешь, я готов наброситься на тебя сию секунду…

Да, точно: я должен остаться тут, в этом доме, каким-то образом зацепиться здесь корнями… Если это на пользу дела, то я могу вести себя очень скромно, покорно подчиняясь, восхвалять ее, мою повелительницу, и лежать у ее ног, а между тем… Я быстренько накинул одеяло поверх простыни, чтобы прикрыть образовывающуюся «палатку».

— Кофе? Хорошо? И яичницу? Яичницу с ветчиной?

— Ты просто золото, но неужели я этого заслуживаю? Да, яичница с ветчиной, какая прелесть. Разве я стою того, чтобы так любить меня и нежить? Да, сделай побольше кофе. Крепкого, черного кофе. О, восхитительно.

Она ушла, улыбаясь и, кажется, витая в облаках… Невероятно…

Я вновь слегка задремал к тому времени, как она вернулась: с подносом, на котором стояла большая тарелка с яичницей, ветчиной и сухариками, большая чашка черного кофе и аккуратно свернутая салфетка, перехваченная серебряным кольцом. Нет, инициалов Г. Р. на кольце не было, и это единственное, чего не хватало для полноты картины…

— Есть еще, если что. И кофе много, — заверила она, — но в кухне, в духовке, чтобы не остывал.

— Что за роскошь. Ты меня балуешь, — каркал я, усаживаясь, чтобы она могла поставить поднос мне на колени: я поцеловал ее прямо в губы. — Меня редко баловали, знаешь ли. Мои родители умерли, когда я был совсем маленький. Моего единственного братика продали в рабство в Марокко, а меня отправили к старому дяде, который все время кашлял…

Совершенно мифологическая хренотень, но Кристина была явно тронута: что за чуткое сердечко, такое встречается только у женщин, не правда ли?..

— Давай ешь. Я скоро вернусь.

Я как раз закончил завтракать, когда она вошла и поставила рядом с кроватью мою дорожную сумку.

— Так, хватит валяться, — сказал я виновато, поставил поднос на пол, поднялся, стал вынимать из сумки чистую одежду и раскладывать ее на кровати.

— Рубашка… трусики… носочки… — приговаривал я как малолетний дебил. — Ах, ну что поделаешь, все, конечно, не очень приличное. Большей частью — обноски. Но зато все чистое, все, в этом я вас уверяю. Я всегда слежу за чистотой тела и вещей.

Кристина — в легко узнаваемой битве между любопытством и тактичностью — не удержалась и искоса взглянула на мои шмотки.

— У тебя действительно плохо с одеждой, Герард? — спросила она.

И тут же, чтобы я не истолковал это как намек на мое финансовое неблагополучие, добавила:

— Мужчинам трудно подобрать себе одежду… Посмотрим… — заключила она неопределенно.

Я пошел мыться.

— Тебе нужны рубашки? — крикнула Кристина, пока я вертелся в угловой душевой, как раз за дверью в ванной, — если, конечно, тебе подойдет размер… мне кажется, подойдет… Они лежат в шкафу, — добавила она, смягчая, насколько это возможно, унизительный характер предложения.

— Я никогда ни от чего не отказываюсь, — пробормотал я себе под нос, — если вдруг начнется война, не успеешь оглянуться, как без рубашек останешься.

И крикнул, перекрывая порыкивания душа:

— Очень мило с твоей стороны. Да, конечно, золотце. Но ты не должна раздавать все налево и направо.

Я слышал, как она открывала ящики комода. Вот и ладненько: начали с пары рубашек, а закончим яхтой, хоть я немного боюсь воды, но ведь об этом я рассказывать не буду…

Выходя из душа, я надел собственную чистую одежду, но Кристина уже разложила на кровати не сколько белых, идеально выглаженных рубашек. Они, скажем, были сделаны не на заказ в Париже у какого-нибудь знаменитого пидора, но все же невооруженным глазом было видно, что рубашки куплены в дорогом магазине, пошиты из тонкого, мягкого хлопка, украшенного переплетающимися полосками и орнаментом.

— Примерь-ка.

Я на всякий случай вытянул шею так, что она стала похожа на птичью, и втянул адамово яблоко, но даже без этих предосторожностей первая же рубашка сидела на мне как влитая. Но чьи это рубашки или чьи это были рубашки? Нет, дают — бери, а свой любопытный рот держи на замке…

А вот теперь я погрузился в размышления. Такие вещи дарят обычно в последний момент, на прощание… Если бы Кристина хотела, чтобы я остался и время от времени навещал ее норочку, то не стала бы дарить теперь эти рубашки, не правда ли?.. Кто знает, может, мне нашлось бы здесь теплое местечко, но не в том случае, если я буду приставать к ней с этим сейчас…


Еще от автора Герард Реве
Мать и сын

«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.


Вертер Ниланд

«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим».


Циркач

В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.


По дороге к концу

Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.


Рекомендуем почитать
Покидая страну 404

Жизнь в стране 404 всё больше становится похожей на сюрреалистический кошмар. Марго, неравнодушная активная женщина, наблюдает, как по разным причинам уезжают из страны её родственники и друзья, и пытается найти в прошлом истоки и причины сегодняшних событий. Калейдоскоп наблюдений превратился в этот сборник рассказов, в каждом из которых — целая жизнь.


Любовь без размера

История о девушке, которая смогла изменить свою жизнь и полюбить вновь. От автора бестселлеров New York Times Стефани Эванович! После смерти мужа Холли осталась совсем одна, разбитая, несчастная и с устрашающей цифрой на весах. Но судьба – удивительная штука. Она сталкивает Холли с Логаном Монтгомери, персональным тренером голливудских звезд. Он предлагает девушке свою помощь. Теперь Холли предстоит долгая работа над собой, но она даже не представляет, чем обернется это знакомство на борту самолета.«Невероятно увлекательный дебютный роман Стефани Эванович завораживает своим остроумием, душевностью и оригинальностью… Уникальные персонажи, горячие сексуальные сцены и эмоционально насыщенная история создают чудесную жемчужину». – Publishers Weekly «Соблазнительно, умно и сексуально!» – Susan Anderson, New York Times bestselling author of That Thing Called Love «Отличный дебют Стефани Эванович.


Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Год Иова

Джозеф Хансен (1923–2004) — крупнейший американский писатель, автор более 40 книг, долгие годы преподававший художественную литературу в Лос-анджелесском университете. В США и Великобритании известность ему принесла серия популярных детективных романов, главный герой которых — частный детектив Дэйв Брандсеттер. Роман «Год Иова», согласно отзывам большинства критиков, является лучшим произведением Хансена. «Год Иова» — 12 месяцев на рубеже 1980-х годов. Быт голливудского актера-гея Оливера Джуита. Ему за 50, у него очаровательный молодой любовник Билл, который, кажется, больше любит образ, созданный Оливером на экране, чем его самого.


Пробуждение

Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.


Дневники памяти

В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.


Малькольм

Впервые на русском языке роман, которым восхищались Теннесси Уильямс, Пол Боулз, Лэнгстон Хьюз, Дороти Паркер и Энгус Уилсон. Джеймс Парди (1914–2009) остается самым загадочным американским прозаиком современности, каждую книгу которого, по словам Фрэнсиса Кинга, «озаряет радиоактивная частица гения».


Пиррон из Элиды

Из сборника «Паровой шар Жюля Верна», 1987.


Сакральное

Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.


Процесс Жиля де Рэ

«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.