Тихий друг - [61]

Сперман почти кричал.

— Черт возьми, я хотел бы хоть раз, хоть раз в жизни действительно, по-настоящему, от души согрешить всерьез, согрешить так, чтобы пути назад не было… — он говорил все быстрее и громче, — чтобы грехи мои были «краснее крови» и чтобы только Ты, Ты могла по исправить! Я имею в виду заступиться, чтобы сделать их «белее пуха». Так ведь написано или нет?.. Почему Ты молчишь?..

И, понизив голос, он продолжал:

— Но и моей жизни еще ничего не случалось. В моей жизни совершенно ничего не произошло. И что Ты можешь сделать для меня?.. Что Ты можешь сделать для того, кто не способен пасть к Твоим ногам, так как не грешил по-настоящему?..

Он покачал головой, еле сдерживая рыдания.

— Нет, — медленно произнес он, опуская глаза. — Я не хочу обижать Тебя. Не хочу богохульствовать… Зачем?.. Я знаю, что Ты — Матерь наша, навечно… Да, я покричал чуть… Прости… Но, пожалуйста, милая Матерь, не забудь того, кому нечего, совершенно нечего рассказать тебе, не забудь того… того…

Его голос охрип, он чуть не плакал:

— Ты… Ради Христа, помолись за меня… Ну да, за меня?.. Я хотел сказать: за всех нас, и за меня заодно?.. Тебе же не трудно?.. Ты… — задыхался он, — Матерь!.. Матерь Слова… Матерь Воскрешения… Святая Матерь Господня… помолись за всех нас… за всех… всегда… всегда… Молись же за нас… Молись за нас, грешников, сейчас… сейчас и в час нашей смерти… Аминь…

(1984)

пер. С. Захаровой

В поисках

I

Одним сентябрьским субботним вечером 19** года молодой учитель географии Артур Домохозяйкин вышел из своего дома на Ораньелаан — улице, возникшей на рубеже веков, но все еще фешенебельной — в провинциальном городке X., и направился в центр. Его автомобиль стоял рядом с домом, но идти было недалеко, осенний вечер был приятным и теплым, так что Домохозяйкин предпочел прогуляться.

Он шел в известный кафе-ресторан «Принц»: там, в конференц-зале, некий профессор парапсихологии — так, кажется, называется эта наука — должен был читать лекцию под названием Паранормальные Явления и Наши Представления о Мире. Домохозяйкин не пропускал ни одной газетной заметки на эту тему — всякие отчеты об исследованиях и опытах и полемика вокруг них, — хотя иногда подумывал, что существуют лучшие способы проводить свободное время. Те же сомнения возникли по дороге на вышеупомянутую лекцию, объявление о которой он увидел в газете. Постепенно ему стало казаться, что он, без всяких на то причин, отправился на богослужение тупой секты невежественных оккультистов, среди которых такому человеку, как он, умному и образованному, просто нечего делать. Он сам не знал, зачем идет туда, и его это раздражало.

Домохозяйкин был женат, но на лекцию отправился в одиночестве, потому что Магду такие вещи совершенно не интересовали. Любопытно, что Домохозяйкин из-за этого чувствовал себя как-то неловко, будто в чем-то провинился. Он пытался выкинуть эти мысли из головы: ведь он не делал ничего тайного или запретного? Он не оставил Магду дома против ее воли, и она не возражала, что он пойдет один. Кому-то интересно одно, другому — другое. Люди ведь все разные?

И все равно Домохозяйкин пытался оправдать свой совершенно заурядный поступок. Женщины, думал он, гораздо более рассудительны и крепче стоят на земле, чем принято думать, и не слишком интересуются философскими теориями и загадками мироздания: может быть, оттого, что от природы сами они — загадка мироздания. Такая цепь размышлений поразила Домохозяйкина: откуда это взялось, он не знал, сам додумался или где-то вычитал. «Мужчина — искатель, а женщина — нет», — подумал он. Был ли он искателем? Такая постановка вопроса ему не понравилась, и он решил больше об этом не думать.

Домохозяйкин был из тех, чья жизнь не вызывает ни малейшего порицания окружающих, но сам постоянно чувствовал, будто ему чего-то недостает, хотя вряд ли мог бы сказать, чего именно.

Домохозяйкину исполнилось 32 года — он был почти на три года старше жены Магды, и в его жизни еще не случилось трагического несчастья, не было невосполнимых потерь или безутешного горя. Он ставил себе разные цели и добивался своего. С кем-то у него отношения были лучше, с кем-то — хуже, но не сказать, чтобы он приобрел врагов, мешавших жить, или попадал в унизительные конфликтные ситуации; нет, такого пока не случалось. А должно было бы?

Шагая в сторону центра по своей тихой, фешенебельной и скучной улице, Домохозяйкин, как это часто бывало, — может быть, даже чаще, чем нужно — задумался о своей жизни. Возможно, тот факт, что он добивался всего с легкостью, говорил о том, что у него не слишком высокие запросы и ожидания? Может, и так. Разве таких, как он, не пруд пруди? Да, верно, но, с другой стороны, порой его размышления и представления о жизни люди находили странными и непостижимыми, так что он решил держать их при себе. Мысли эти и представления отличались тем, что ни к чему не приводили и, казалось, были бесцельными, так что их можно было счесть попросту бесполезными. Но они все же не оставляли его, эти мысли.

Разглядывая в сгущавшихся сумерках темнеющие очертания фешенебельных домов, Домохозяйкин задумался, жив ли еще хоть кто-то из строителей, и когда именно эти дома, возведенные однажды в гордой поступи вечности, будут снесены, чтобы освободить место для уродливых новостроек, молодые и бодрые строители которых в свою очередь состарятся и умрут, а их работу тоже сравняют с землей.