Тихий друг - [26]
Ленивым шагом, якобы рассматривая фотографии, я подошел поближе. Нет, это был мальчик, хотя для мальчика у него слишком уж ухоженные и, учитывая моду, слишком длинные, что даже смело, волнистые светло-русые волосы, которые очень красивой волной, без колтунов, спадали на плечи. Или все-таки девочка?..
По моим расчетам, ей или ему было лет девятнадцать, двадцать; только подойдя поближе, я увидел, что и фигурой он не сильно похож на мальчика с Улицы Жимолости. Да-да, это был мальчик, но особенного типа; он вызывал во мне одновременно и нежность, и грубость, и смешанную с презрением жажду обладания. Он был в тонкой шелковой, бежевой в серую полоску рубашке и темно-синих брюках — эта цветовая комбинация и объясняла ошибочное впечатление, и вполне понятно, что я на несколько секунд принял его за моего потерянного милашку. Брюки — явно не дешевый ширпотреб: напротив, еще дорогие в то время, первые так называемые брюки «с заниженной талией», ремень которых не опоясывал талию, а покоился на тазовых косточках, причем мужское достоинство и бедра были сильно обтянуты, а штанины от колен чуть суживались и опять немного расширялись книзу, спадая на хорошо начищенные черные лаковые туфли. Он — потому что это явно был мальчик — указательным пальцем правой руки водил по афише под стеклом, и я заметил, что он носит кольца. Я украдкой еще раз окинул взглядом его смутное отражение в пыльном стекле: красивое, худенькое личико, на лоб спадают непослушные локоны.
Я подошел и встал рядом. От него пахло духами. Может, он еще и накрашен? Освещение было слишком плохое, чтобы можно было сказать с уверенностью, но я видел, что кожа вокруг его маленького девичьего ушка, край щеки и шея — матовые, бархатные, как у школьника.
— Dial М for…[9] — пробормотал я довольно громко. Мальчик посмотрел на меня. Кто бы он ни был и как бы таких не называли, но он был красив: мечтательное лицо и большие, по-детски сияющие светло-голубые глаза.
— It’s quite a good film, — сказал я, якобы советуя. — It’s British. A British film.[10]
— О… что… что вы говорите… — растерянно ответил мальчик.
У него был высокий, но, несмотря на это, приятный голос.
— Извините, — исправил я мнимую ошибку, — я почему-то подумал: вот мальчик из Англии.
— Ты так подумал? Почему?
Он решил, что я достаточно молод, чтобы говорить мне «ты», и это уже был явный плюс. Да-да, как я и рассчитывал, он падок на комплименты, но я тут же почувствовал усталость: все пройдет легко и банально, по шаблону, который, скорее всего, заранее можно угадать.
— Нидерландские мальчики не решаются так красиво одеваться, — трезво ответил я, скорее, констатируя факт, чем объясняя.
Мальчик промолчал, но его смазливая мордашка выдала, что он чувствовал себя польщенным. Теперь ему наверняка хотелось бы услышать, что не только его одежда, но и он сам «безумно красив». Ну ничего, подождет: а то уж чересчур.
— А фильм интересный? Ты его уже видел?
— Да, очень интересный. Очень захватывающий.
Я с облегчением подумал, что следующий сеанс только через несколько часов. Если бы фильм начинался через несколько минут, мне пришлось бы нырнуть с мальчиком в волшебную башню грез, нащупывать и нашептывать в темноте и, самое большее, теребить друг другу «разную ерунду» под одеждой вместо того, чтобы без обиняков на мху, в дюнах или на скрипучей кровати в комнатке…
— Пойдем ко мне? — нагло спросил я, потому что мне совершенно не хотелось проводить осторожные предварительные маневры, хотя, для верности, я все же решил использовать один из приемчиков.
Мальчик сомневался. Я, видимо, казался ему — но любому своему впечатлению, даже имеющему основания, я не доверял полностью — интересным, но из-за моих авансов, остающихся всегда смесью лицемерного безразличия и страсти, ему трудно было создать обо мне четкое мнение: учитывая нарочито небрежный наряд — джинсы и рубашка цвета хаки, — кто я такой: просто прикольный мальчик — ну да, «мальчик»? — какой-нибудь придурок или переодетый вор-карманник? Чтобы успокоить его, я решил вести себя как можно более пошлым и неоригинальным образом.
— Мое первое впечатление, — начал я, но такой книжный язык мог перепугать нормального человека до смерти. — Нет, — пояснил я, — я увидел тебя и сразу подумал: вот мальчик из Англии. Только ступил на берег, — подумал я. Ну да, что еще я мог подумать? Что он не понимает язык, что он в чужом городе… Кто угодно может обвести его вокруг пальца… Ему могут втюхать стакан пива по двойной цене…
Мной — хоть я сам этого и не желал, но и не смог противиться овладела какая-то заботливая нежность при мысли о том, что простодушному молоденькому англичанину, который так далеко от мамы — например, морскому бойскауту с британским флажком на рюкзаке — могут причинить зло, обмануть, даже обокрасть, если я не возьму его под свою защиту. Мне пришлось сдерживаться, чтобы на глазах у меня не выступили слезы, и мое самоуверенное лицо не превратилось в хнычущую пидорскую рожу. — Вот я подумал: спрошу, не хочет ли он зайти ко мне в гости что-нибудь выпить.
Мальчик, как мне показалось, почувствовал себя гораздо спокойнее и, улыбнулся — неуверенно и осторожно, но все же облегченно. В любом случае, недоразумений могли быть еще тьма: он мог подумать, что я и вправду приличный мужик, без задних мыслей, простой самаритянин, солдатская матушка… И только из-за кружки пива, на халяву, не удовольствия для, а развлечения ради, тащиться на другой конец города ему, может быть, и не захочется…
«Мать и сын» — исповедальный и парадоксальный роман знаменитого голландского писателя Герарда Реве (1923–2006), известного российским читателям по книгам «Милые мальчики» и «По дороге к концу». Мать — это святая Дева Мария, а сын — сам Реве. Писатель рассказывает о своем зародившемся в юности интересе к католической церкви и, в конечном итоге, о принятии крещения. По словам Реве, такой исход был неизбежен, хотя и шел вразрез с коммунистическим воспитанием и его открытой гомосексуальностью. Единственным препятствием, которое Реве пришлось преодолеть для того, чтобы быть принятым в лоно церкви, являлось его отвращение к католикам.
«Рассказ — страниц, скажем, на сорок, — означает для меня сотни четыре листов писанины, сокращений, скомканной бумаги. Собственно, в этом и есть вся литература, все искусство: победить хаос. Взять верх над хаосом и подчинить его себе. Господь создал все из ничего, будучи и в то же время не будучи отрицанием самого себя. Ни изменить этого, ни соучаствовать в этом человек не может. Но он может, словно ангел Господень, обнаружить порядок там, где прежде царила неразбериха, и тем самым явить Господа себе и другим».
В этом романе Народный писатель Герард Реве размышляет о том, каким неслыханным грешником он рожден, делится опытом проживания в туристическом лагере, рассказывает историю о плотской любви с уродливым кондитером и получении диковинных сластей, посещает гробовщика, раскрывает тайну юности, предается воспоминаниям о сношениях с братом и непростительном акте с юной пленницей, наносит визит во дворец, сообщает Королеве о смерти двух товарищей по оружию, получает из рук Ее Светлости высокую награду, но не решается поведать о непроизносимом и внезапно оказывается лицом к лицу со своим греховным прошлым.
Романы в письмах Герарда Реве (1923–2006) стали настоящей сенсацией. Никто еще из голландских писателей не решался так откровенно говорить о себе, своих страстях и тайнах. Перед выходом первой книги, «По дороге к концу» (1963) Реве публично признался в своей гомосексуальности. Второй роман в письмах, «Ближе к Тебе», сделал Реве знаменитым. За пассаж, в котором он описывает пришествие Иисуса Христа в виде серого Осла, с которым автор хотел бы совокупиться, Реве был обвинен в богохульстве, а сенатор Алгра подал на него в суд.
Роман «Post Scriptum», это два параллельно идущих повествования. Французский телеоператор Вивьен Остфаллер, потерявший вкус к жизни из-за смерти жены, по заданию редакции, отправляется в Москву, 19 августа 1991 года, чтобы снять события, происходящие в Советском Союзе. Русский промышленник, Антон Андреевич Смыковский, осенью 1900 года, начинает свой долгий путь от успешного основателя завода фарфора, до сумасшедшего в лечебнице для бездомных. Теряя семью, лучшего друга, нажитое состояние и даже собственное имя. Что может их объединять? И какую тайну откроют читатели вместе с Вивьеном на последних страницах романа. Роман написан в соавторстве французского и русского писателей, Марианны Рябман и Жоффруа Вирио.
Об Алексее Константиновиче Толстом написано немало. И если современные ему критики были довольно скупы, то позже историки писали о нем много и интересно. В этот фонд небольшая книга Натальи Колосовой вносит свой вклад. Книгу можно назвать научно-популярной не только потому, что она популярно излагает уже добытые готовые научные истины, но и потому, что сама такие истины открывает, рассматривает мировоззренческие основы, на которых вырастает творчество писателя. И еще одно: книга вводит в широкий научный оборот новые сведения.
Книга посвящена одному из самых значительных творений России - Храму Христа Спасителя в Москве. Автор романа раскрывает любопытные тайны, связанные с Храмом, рассказывает о тайниках и лабиринтах Чертолья и Боровицкого холма. Воссоздавая картины трагической судьбы замечательного памятника, автор призывает к восстановлению и сохранению национальной святыни русского народа.
«Кто лучше знает тебя: приложение в смартфоне или ты сама?» Анна так сильно сомневается в себе, а заодно и в своем бойфренде — хотя тот уже решился сделать ей предложение! — что предпочитает переложить ответственность за свою жизнь на электронную сваху «Кисмет», обещающую подбор идеальной пары. И с этого момента все идет наперекосяк…
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В романе автор изобразил начало нового века с его сплетением событий, смыслов, мировоззрений и с утверждением новых порядков, противных человеческой натуре. Всесильный и переменчивый океан становится частью судеб людей и олицетворяет беспощадную и в то же время живительную стихию, перед которой рассыпаются амбиции человечества, словно песчаные замки, – стихию, которая служит напоминанием о подлинной природе вещей и происхождении человека. Древние легенды непокорных племен оживают на страницах книги, и мы видим, куда ведет путь сопротивления, а куда – всеобщий страх. Вне зависимости от того, в какой стране находятся герои, каждый из них должен сделать свой собственный выбор в условиях, когда реальность искажена, а истина сокрыта, – но при этом везде они встречают людей сильных духом и готовых прийти на помощь в час нужды. Главный герой, врач и вечный искатель, дерзает побороть неизлечимую болезнь – во имя любви.
Книга «Пустой амулет» завершает собрание рассказов Пола Боулза. Место действия — не только Марокко, но и другие страны, которые Боулз, страстный путешественник, посещал: Тайланд, Мали, Шри-Ланка.«Пустой амулет» — это сборник самых поздних рассказов писателя. Пол Боулз стал сухим и очень точным. Его тексты последних лет — это модернистские притчи с набором традиционных тем: любовь, преданность, воровство. Но появилось и что-то характерно новое — иллюзорность. Действительно, когда достигаешь точки, возврат из которой уже не возможен, в принципе-то, можно умереть.
Опубликованная в 1909 году и впервые выходящая в русском переводе знаменитая книга Гертруды Стайн ознаменовала начало эпохи смелых экспериментов с литературной формой и языком. Истории трех женщин из Бриджпойнта вдохновлены идеями художников-модернистов. В нелинейном повествовании о Доброй Анне читатель заметит влияние Сезанна, дружба Стайн с Пикассо вдохновила свободный синтаксис и открытую сексуальность повести о Меланкте, влияние Матисса ощутимо в «Тихой Лене».Книги Гертруды Стайн — это произведения не только литературы, но и живописи, слова, точно краски, ложатся на холст, все элементы которого равноправны.
Лаура (Колетт Пеньо, 1903-1938) - одна из самых ярких нонконформисток французской литературы XX столетия. Она была сексуальной рабыней берлинского садиста, любовницей лидера французских коммунистов Бориса Суварина и писателя Бориса Пильняка, с которым познакомилась, отправившись изучать коммунизм в СССР. Сблизившись с философом Жоржем Батаем, Лаура стала соучастницей необыкновенной религиозно-чувственной мистерии, сравнимой с той "божественной комедией", что разыгрывалась между Терезой Авильской и Иоанном Креста, но отличной от нее тем, что святость достигалась не умерщвлением плоти, а отчаянным низвержением в бездны сладострастия.
«Процесс Жиля де Рэ» — исторический труд, над которым французский философ Жорж Батай (1897–1962.) работал в последние годы своей жизни. Фигура, которую выбрал для изучения Батай, широко известна: маршал Франции Жиль де Рэ, соратник Жанны д'Арк, был обвинен в многочисленных убийствах детей и поклонении дьяволу и казнен в 1440 году. Судьба Жиля де Рэ стала материалом для фольклора (его считают прообразом злодея из сказок о Синей Бороде), в конце XIX века вдохновляла декадентов, однако до Батая было немного попыток исследовать ее с точки зрения исторической науки.