Тихий домик - [6]

Здание было полуразрушено. Колонну загнали в вестибюль и всех заставили стать у стен.

Так стояли они молча, глядя в дула автоматов. Солдаты держали себя так, будто согнали скот, а не людей. Им было все равно, что с ними делать — убивать или миловать. А пока они переговаривались о чем-то, смеялись и плевали себе под ноги.

Затем появился немецкий офицер. Сапоги его были начищены, но китель и брюки в пыли.

Войдя, он резким голосом заставил фашистских солдат замолчать и подтянуться. И солдаты застыли, зловеще поглядывая на детей и держа пальцы на спусковых крючках автоматов.

— Объяснять: что такой? — спросил офицер на ломаном русском, обращаясь к воспитателям, прижимавшим к себе перепуганных малышей.

Тишков выступил вперед.

— Детский дом…

— О! Зер гут. Детьдом… Эвакуация?

Никита Степанович кивнул. Он думал в данную минуту о еврейских детях, которые остались лежать под матрацами в обозе. Не выдадут ли они себя сами? Не отыщут ли их фашистские солдаты, которые захотят поживиться и, конечно, станут грабить обоз…

— Эвакуация на Германия!.. — радостно закончил офицер, привстав на носки от удовольствия, — так ему понравилась собственная мысль.

— Вы шель на эвакуация Германия? Хорошо!

Тишков смолчал.

— У меня нет вагоны… Ошень много корова, свинья, рабочий люд отправляй на Германия!

Он показал рукой, чтобы Никита Степанович стал к стене. Потом приблизился к детдомовцам и медленно обошел вдоль стен, всматриваясь в лица детей.

Как смотрели на него дети? С любопытством. Да-да. Тишков отметил это — дети смотрели на гитлеровского офицера с любопытством! Вот он, перед ними, живой фашист, тот, кто вешает, убивает, проливает кровь невинных. Что он высматривает? Очередную жертву? Что хочет он увидеть на лицах, прочесть в их глазах: страх, почтение или ненависть? Или, может быть, он тоже угадал, что дети смотрят на него с любопытством, как на зверя, выпущенного вдруг из клетки?..

И зверь решил показать зубы.

Офицер решительно отступил в центр вестибюля и скомандовал:

— Коммунист! Комсомоль! Выходиль!.. Будем расстрель только исключительно коммунист и комсомоль! Если не выйдут — обыск и петля!..

Офицер многозначительно провел рукой вокруг шеи.

— Коммунист, выходиль! — заорал он вдруг, багровея и потрясая кулаками у лица.

Тишина. Слышно, как судорожно глотает слюну взбешенный офицер.

И тут Никита Степанович делает шаг вперед.

— Еще! — командует офицер, приподнимаясь на носки и заложив руки за спину.

Делает шаг вперед и Лена. Рядом с ней становится Зина.

— Тетя Зина! — шепчет Володя Большой. — Вы же беспартийная! Зачем?..

Но тут делает шаг вперед Виктор Иванович, Павел, повариха, завхоз… и Володя Большой тоже ступает вперед…

Тишков видит, что все, кто стоял у стен, теперь стоят рядом с ним. Только Лидия Сова отошла чуть в сторону и, прислонясь к стене, кокетливо поправляет рыжие волосы.

А впереди всех — Володя Маленький. Он смотрит прямо в лицо фашистского офицера и говорит, как во время игры:

— И я тоже коммунист…

Офицер хватает его за руку, хочет отшвырнуть в сторону, но в это время офицера по-немецки окликает Лидия.

— Возьмите себя в руки, господин офицер!

— Кто такая? Знаешь немецкий? — офицер смотрит на нее не без интереса, сразу забыв про мальчика.

— Как видите…

— Почему не в строю? Тоже коммунистка?

— Я артистка…

Из взрослых и детей никто не понимает по-немецки; они только видят, что Лидия достает из сумочки помаду и, как ни в чем не бывало, подводит губы.

Таким поведением пленной поражен и немецкий офицер. Он медленно направляется к Лидии.

— Зачем вы связываетесь с детьми? Неужели вам это доставляет удовольствие? — Лидия усмехается. — А? Господин офицер?

Офицер подходит к ней вплотную, смотрит в глаза и злобно усмехается. Лидия как бы случайно держит сумочку открытой. Офицер заглядывает в сумочку, глаза его расширяются, на лице удивление.

— О!

— Нам лучше уйти?..

— Конечно…

Офицер берет ее под руку.

Павел рванулся было вперед, но его схватили за руки Никита Степанович и Зина.

— Что она задумала? — шепчет Павел. — Сумасшедшая!..

— Паша! Детей погубишь! — Тишков смотрит вслед немецкому офицеру и Лидии. — Нам надо выждать… И терпеть ради спасения детей…

Павел крутит головой.

В дверях немецкий офицер полуоборачивается и дает команду конвоирам:

— Не спускать глаз!..

Так в мучительном ожидании проходит минут пятнадцать.

— Вы знали, что Лидия говорит по-немецки? — спрашивает шепотом Тишков у Лены.

— Нет! Она никому, не рассказывала об этом…

Конвоиры опять оживились, переговариваются.

И как видно, недовольны уходом своего командира и приказом оставаться здесь.

Вдруг немецкий офицер возвращается. Он проходит на середину комнаты и произносит:

— Обоз! Идите обоз!..

Конвоиров он отпускает.

Дети и взрослые спешат на улицу, бегут к обозу. Все видят, что на своей телеге сидит живая и здоровая Лидия…

Никто не успел и слова сказать, вдруг налетели самолеты. Это были наши, советские самолеты. Они открыли огонь по вражеским солдатам, пикируя, бомбили железнодорожные пути. Началась паника.

Тишков стегнул лошадь и погнал к лесу. За ним тронулись другие телеги. Гнали лошадей, что было силы. Многие взрослые и дети бежали рядом, чтобы облегчить подводы.