Тихий домик - [31]
— Перестаньте вопить! — Кох налил немного водки… — Такие, как вы, способны только болтать… Сидите здесь и считаете себя наместником, когда даже под ваше кресло подложена мина…
Шрейдер инстинктивно вздрогнул и схватился за ручки кресла.
— Что вас больше всего поразило в этих донесениях?
— Огромные потери в живой силе и технике, которые мы несем! — воскликнул Шрейдер.
— Это естественно. Война есть война. И она немыслима без потерь…
— Дерзость партизан! — сказал Шрейдер.
— И не только это, — Кох выпил. — Вы обратили внимание: в каждой сводке одно и то же.
Кох начал читать:
— «Следов отхода партизан не обнаружили», «Партизаны ушли в лес без потерь», «Партизаны потерь не имели», «Партизанам после перестрелки удалось скрыться», «Партизаны скрылись», «Бандитов-партизан схватить не удалось»… Скрылись, скрылись, скрылись!..
— Какие-то неуловимые! — воскликнул Шрейдер.
— Вот именно — неуловимые!.. — Кох встал и прошелся по комнате. — Мне поручено их уничтожить. И я застрелюсь, если этого не сделаю. Не для того я жил нелегально в этой стране, чтобы теперь не суметь разгадать их тайные связи и уничтожить всю подпольную организацию!..
— Чем я могу быть вам полезен? — спросил Шрейдер. — Я готов принять личное участие…
— В вашем гарнизоне под немецкой фамилией скрывается русский разведчик-партизан… Личность его не установлена. Это сведения от моего агента из детского дома. Когда колонна детдомовцев шла через мост, неподалеку от Коровкино, их встретил часовой в военной форме. Как только колонна прошла, мост был взорван. Я выяснял, что никто охраны на этот мост в тот день не высылал. Надо думать, это были партизаны…
— Почему вы думаете, что он служит у меня в гарнизоне? — удивился Шрейдер. — Он мог просто надеть нашу форму…
— Я бы не говорил об этом, если б не располагал и другими данными, — ответил Кох. — Кто-то знает о перемещении наших эшелонов и войск. Поэтому советую вам быть осторожнее…
— Хорошо. Я прикажу провести тщательную проверку…
— Этого делать не надо. Никакого шума! Все должно быть спокойно. Я сам займусь. А вас просто ставлю в известность. И если мне понадобится ваша помощь, прошу в ней не отказывать…
— Мы солдаты фюрера! — вскричал Шрейдер. — Хайль!
— Хайль!
Кох встал, зашагал по комнате, вобрав голову в плечи и сгорбившись. Шрейдер почувствовал, что этот гестаповец перевернет здесь все вверх дном.
— В самом Верино пока относительно спокойно, — сказал Шрейдер. — Никаких бандитских актов против наших войск нет…
— Знаю, — Кох остановился и пристально посмотрел на Шрейдера. — Вот поэтому я и выбрал своей резиденцией не Полоцк, а Верино. Относительное спокойствие меня вполне устраивает. Но я не сомневаюсь, что в этом паршивом городишке тоже свили себе гнездышко подпольщики-коммунисты. Бугайла мне докладывал, что четырех работников Веринского городского партийного комитета они уничтожили при попытке удрать на машине через линию фронта. Конечно, многие остались здесь. И в Полоцке и в Верино. Они самым тесным образом связаны с партизанами, руководят ими, добывают для них необходимые сведения. И пока мы не уничтожим их всех до единого, я не могу сказать, что мы здесь хозяева, что эта земля завоевана, что это наша земля!..
— Знаете, господин Кох, вы меня очень огорчили… Я солдат и в какой-то степени идеолог национал-социализма… Я работал при штабе и занимался идеологией. Комендантом меня сделали по моей собственной просьбе, поскольку я пожелал поближе ознакомиться с событиями в оккупированных землях России. Меня интересуют всякие эксперименты… И я хотел ими заняться. Вот и этот детский дом подвернулся вполне удачно… Но теперь я вижу, что по чьей-то вине мы там, в Берлине, не получали полных сведений о происходящем на занятых нами территориях. Выходит, образно говоря, что мы в клетке с дикими зверями. Я теперь и правда боюсь, что меня завтра прихлопнут из-за угла… Или это все-таки преувеличено?
— Я не люблю преувеличивать или преуменьшать. Но сегодня спад наших успехов на фронте объясняется активизацией партизанских действий… И это еще только начало. Партизанские отряды не успели объединиться. Еще, наверное, не налажена их связь с центрами, с Москвой… И если не найти и не обезвредить их сейчас, вы представляете, что будет! — Кох выпучил глаза и расстегнул пояс — ему было трудно дышать. — И я не знаю, где будет жарче — на фронте или здесь, в глубоком тылу…
— Однако вы очень мрачно настроены… Я верю не только в нашу военную силу, но и в силу нашей идеологии… И я все-таки докажу вам это на примере… ну хотя бы этого детского дома…
— Попробуйте! — Кох махнул рукой.
— Кстати, вы мне не раскроете имени агента в этом детском доме?..
— Нет!
Я уже сказал, что это один из лучших моих агентов. Я им дорожу. И вам совсем не надо знать, кто он и что он… У агента документ, подписанный мною. С печатью гестапо… В вашем покровительстве он пока не нуждается…
— Любопытно…
— Мой агент лично заинтересован в этом доме… Впрочем, больше я вам ничего не скажу…
— Но тогда игра получается нечестной… — Шрейдер покачал головой. — Я должен знать, какие поручения будет выполнять ваш агент в детском доме…
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой друг!Эта книжка — рассказ о большом наводнении — была написана самой первой в том самом 1945 году, когда окончилась Вторая мировая война, когда не только тебя, но и твоих мамы и папы еще не было на свете. На страницах этой книжки муми-тролли появились впервые: и добрейшая Муми-мама, и рассеянный папа, и сам главный герой — их сын — знаменитый Муми-тролль.
«В стране невыученных уроков» вот уже сорок лет — самая читаемая в школе книга-сказка о лентяе и двоечнике Вите Перестукине. Ее автор, Лия Гераскина, написала продолжение сказки: «В стране невыученных уроков — 2», в котором уже Витя помогает своим друзьям.Книга имела успех, поэтому автор решила написать «Третье путешествие в страну невыученных уроков». Полюбившиеся герои — кот Кузя, пес Рекс и попугай Жако, а также известные исторические и литературные личности помогают друзьям Вити понять необходимость хорошо учиться.
И.С.Тургенев – имя уникальное даже в золотой плеяде классиков русской прозы XIX века. Это писатель, чье безупречное литературное мастерство соотносится со столь же безупречным знанием человеческой души. Тургенев обогатил русскую литературу самыми пленительными женскими образами и восхитительными, поэтичными картинами природы. Произведения Тургенева, облекающие высокую суть в изящно-простую сюжетную форму, по-прежнему не подвластны законам времени – и по-прежнему читаются так, словно написаны вчера…В романе «Отцы и дети» отразилась идеологическая борьба двух поколений, являвшаяся одной из главных особенностей общественной жизни 60-х годов XIX века.