Тихий домик - [33]
— Это где-то здесь! — бросил Штрах шоферу, разглядывая освещенную карманным фонариком карту. — Тормозите и ищите. Где-то здесь должна сворачивать дорога прямо к детскому дому.
Машина замедлила ход, затем свернула направо и снова двинулась быстрее. Вдруг шофер резко затормозил, но машина уже влетела передними колесами в широкую рытвину, перегораживающую дорогу.
— Черт возьми! — вскричал Ганс Штрах. — Кто вырыл этот ров?
Пока вытаскивали машину, прошло около получаса. Наконец, лесом объехали разрытое место и помчались дальше. Теперь стали видны контуры какого-то строения. В окнах замелькали огоньки, словно кто-то чиркал спичками. Когда машина подошла вплотную к дому, там было тихо и темно, словно он пустовал.
— Быстрее, быстрее! — закричал Штрах, когда солдаты стали вылезать из машины. — Прежде всего — в старую баню…
Но где тут старая баня, определить сразу в потемках было нелегко. Поэтому солдаты ворвались в дом. Их встретила ночная няня Наталья Сова.
— Где тут старая баня? — закричал на нее Штрах.
— Пойдемте… — отозвалась Наталья. — Пойдемте…
Двое солдат подошли к бане, ногами распахнули дверь и выстрелили из автоматов. Ни криков, ни стонов не последовало.
Тогда они ворвались в баню. Как было приказано, поспешили к печке, которая действительно оказалась разобранной наполовину. Но никого там не было.
Прикладами они стали громить все, что подвертывалось под руку.
Тем временем двое других солдат и Ганс Штрах обследовали коридор. Они обнаружили потайную дверь. Штрах выпустил в нее автоматную очередь. Потом дверь отворили. Но шкаф был пуст…
— Черт возьми! — выругался Штрах.
Они побежали по лестнице на чердак. Штрах осветил фонариком каждый уголок, но и там было пусто…
Штрах велел двум солдатам идти на кухню и забрать продукты. Вскоре оттуда послышались крики. Он поспешил на кухню. Повариха не хотела отдать солдатам мешок с мукой.
— У нас дети больные! Они голодают! Им это на целый месяц хватит…
Солдаты оттолкнули повариху, и она упала на стойку, где сушилась посуда. Посуда повалилась, загремела.
Когда солдаты снова вышли в коридор, там уже стояли три женщины.
Ганс Штрах подошел к ним и спросил:
— Евреи?! Коммунисты?!
Женщины отрицательно качали головами.
Тогда Штрах велел солдатам осмотреть палаты. Сонные дети не могли понять, что происходит. Многие плакали.
— Где евреи? Где взрослые мужчины? — кричал Ганс Штрах.
Но никто ему ничего не отвечал.
Штрах еще раз поднялся с солдатами на чердак. Они перевернули все, кашляли и чихали от пыли, но никого так и не обнаружили…
Штрах подошел к женщинам и спросил:
— Главный кто?
— Я, — ответила Лена. — Что вам нужно?..
— Есть евреи и коммунисты? Есть мужчины?
— Вы же видите — нет…
— Вы их спрятали?
— Вы же все обыскали…
Ганс Штрах размахнулся и ударил Лену по лицу.
— Свинья! — выругался он.
Дети выглядывали из всех палат, полуодетые, сонные. Горели лучины.
Штраху вдруг стало тоскливо. Он вспомнил, что его друзья сейчас веселятся в ночном клубе, а он, как дурак, торчит в этом вонючем доме. То, что было приказано, он сделал. И не его вина, что на месте никого не оказалось…
Он приказал солдатам идти к машине. Мешок муки они уволокли с собой.
Хлопнули с треском дверцы. Штрах полоснул очередью по окнам верхнего этажа. И машина тронулась обратно в Верино…
В комендатуре их давно уже дожидались.
— Долго ваши солдаты обделывают это плевое дельце, — заметил Кох.
— Я послал самого оперативного из своих офицеров — Ганса Штраха!
— Я о нем слышал. Решительный, бравый солдат…
— Скоро приедут…
— Да. Если не наскочат на партизан.
— Партизаны так близко?
— Все может быть…
Шрейдер криво усмехнулся:
— Вы меня напрасно пугаете…
— А вы умеете бояться?
Пока Шрейдер обдумывал поязвительнее ответ, под окнами комендатуры заскрипели тормоза.
— Приехали! — воскликнул Шрейдер.
— Ну вот. Теперь в детском доме из мужчин осталось только двое… — выдавил Кох.
Штрах не замедлил явиться.
— Господа! — Штрах остановился в дверях. — Я надеюсь, вы пошутили, послав меня на это задание!
— Разумеется, нет, Ганс! — удивился Шрейдер.
— Тогда, может быть, я чего-то не понял? Или у вас неточные сведения…
— В чем дело? — грозно спросил Кох. — Отвечайте…
— Вы указали три места: старая баня, чердак и коридор с потайным шкафом.
— Да.
— Но там никого не оказалось, — усмехнулся Ганс. — Повоевав немного с духами, мы решили вернуться…
— Как это, никого не оказалось?
— Пусто…
— Странно, — Кох недовольно нахмурился.
— Что же вы предприняли? — опросил Шрейдер, голос которого вдруг стал очень любезен. Он иронически покосился на Коха. — Скажите, Ганс, что вы дальше предприняли?
— Я взял в кухне мешок муки, как было приказано…
— Может быть, вы, господин Кох, решили открыть пекарню и поэтому пригласили нас? — продолжал Шрейдер. — Так вот, свой мешок муки можете взять в машине. Или распорядитесь, куда вам его доставить…
Кох выглядел несколько растерянным.
— Вы говорите правду, что никого не обнаружили? — спросил он Штраха.
— Ни души…
— Ни мужчин, ни детей-евреев?
— Ни души…
— Так как же с мукой? — ехидничал Шрейдер.
— Глупости! — Кох заходил по комнате. — Неужели вы могли подумать, что я шучу?
Тут вступил в разговор Штрах.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой друг!Эта книжка — рассказ о большом наводнении — была написана самой первой в том самом 1945 году, когда окончилась Вторая мировая война, когда не только тебя, но и твоих мамы и папы еще не было на свете. На страницах этой книжки муми-тролли появились впервые: и добрейшая Муми-мама, и рассеянный папа, и сам главный герой — их сын — знаменитый Муми-тролль.
«В стране невыученных уроков» вот уже сорок лет — самая читаемая в школе книга-сказка о лентяе и двоечнике Вите Перестукине. Ее автор, Лия Гераскина, написала продолжение сказки: «В стране невыученных уроков — 2», в котором уже Витя помогает своим друзьям.Книга имела успех, поэтому автор решила написать «Третье путешествие в страну невыученных уроков». Полюбившиеся герои — кот Кузя, пес Рекс и попугай Жако, а также известные исторические и литературные личности помогают друзьям Вити понять необходимость хорошо учиться.
И.С.Тургенев – имя уникальное даже в золотой плеяде классиков русской прозы XIX века. Это писатель, чье безупречное литературное мастерство соотносится со столь же безупречным знанием человеческой души. Тургенев обогатил русскую литературу самыми пленительными женскими образами и восхитительными, поэтичными картинами природы. Произведения Тургенева, облекающие высокую суть в изящно-простую сюжетную форму, по-прежнему не подвластны законам времени – и по-прежнему читаются так, словно написаны вчера…В романе «Отцы и дети» отразилась идеологическая борьба двух поколений, являвшаяся одной из главных особенностей общественной жизни 60-х годов XIX века.