Тихий домик - [34]
— Если вам эта мука не нужна, я сумею ее выгодно реализовать…
— Отдайте ему муку! — бросил Кох. — Он заслужил награду.
Штрах, вытянувшись, рявкнул «хайль!» и ушел.
Шрейдер сидел, откинувшись в кресле, и пил холодный чай. Он был явно доволен. Кох, выпятив нижнюю губу, смотрел в одну точку, лицо его все более мрачнело.
— Так что же произошло? — спросил Шрейдер.
Кох ничего не ответил, налил оставшуюся водку в стакан и выпил.
— Подкачал ваш агент… — Шрейдер сделал ударение на слове «ваш» и язвительно повторил. — Один из лучших агентов… Получился у вас холостой выстрел…
И Шрейдер не мог удержаться от ехидного смеха. Он даже конфузливо уткнулся носом в халат…
— В этой игре есть люди похитрее вашего агента и вас, — успокоившись, заметил он.
Кох встал, поднял над головой руку.
— Желаю удачного экс-пе-ри-мен-та, — процедил он сквозь зубы. — Хайль!
— Хайль!
Шрейдер снова уселся в кресло. Но теперь ему совсем не хотелось улыбаться. Он, поеживаясь, оглядел темные углы комнаты. Потом громко позвал адъютанта.
— Усилить посты вокруг дома! Ко мне никого не пускать! Обшарить дом! Миноискателями… Живо!
И всю эту ночь Шрейдер спал скверно.
Глава VII
НЕМНОГО О ПРОШЛОМ
Командир отряда Скоблен, выполняя инструкции комбрига, скоро располагал довольно подробными сведениями об истории «тихого домика» в Коровкино.
Как и было приказано, сами партизаны там не появлялись. Сведения поступали в отряд через связных, которые, будто бы случайно, беседовали с местными жителями.
Скоблев самым внимательным образом сопоставил все сведения. И вот что в конечном итоге получилось.
…Когда-то, примерно в середине прошлого столетия, на месте села Коровкино был хутор из четырех дворов. Проживало в нем восемь семей. Основателем его был некий Коровин. Отсюда — и название хутора.
Жил здесь зажиточный крестьянин по фамилии Казело. Предприимчивый хозяин, он быстро стал самым богатым человеком на хуторе. Казело располагал довольно большими средствами. И даже смог послать своего сына Франса учиться в Германию.
Франс Казело успешно учился и унаследовал от отца его деловитость. Он вернулся домой, зная три иностранных языка. Но отца не так интересовало знание сыном языков, как умение вести хозяйство. Однако Франсу не хотелось всю жизнь сидеть за бухгалтерскими книгами в доме отца.
— Разреши, отец, уехать… Погибаю я здесь от тоски!
Отец и слушать не хотел.
Франс сбежал из дому. В Полоцке он решил занять денег у знакомых отца, в первую очередь у некоего Равича.
— Ай-ай!.. — качал головой Равич. — Твой отец такой богатый, а денег не дал… У вас, наверное, что-нибудь произошло? Поссорились?
И тогда Франс чистосердечно признался, что хочет уехать куда-нибудь, где сможет приложить свои знания. Но отец не отпускает, заставляет сидеть за бухгалтерскими книгами.
И Равич пожалел молодого человека. Дал ему сто рублей, правда, с оговоркой:
— Разбогатеешь, вернешь… Я уже получу долг с процентами?..
Франс пообещал вознаградить Равича.
Ста рублей для начала самостоятельной жизни Франсу показалось мало. И он отправился к другому знакомому их семьи, торговцу Шпаку. Торговец довольно скоро согласился дать ему в долг еще сто рублей.
Франс уехал в Сибирь. Где-то в глуши он стал работать на золотых приисках.
Устроился он переводчиком к владельцу прииска Поклевскому. В те годы на приисках было немало представителей иностранных фирм, и прекрасное знание Франсом иностранных языков помогало Поклевскому договариваться с иностранцами, обставлять конкурентов.
Конечно, Франс мог бы найти и более интересную работу, но у Поклевского его задерживало одно обстоятельство. Он влюбился в жену хозяина, красавицу, которая была намного моложе своего мужа.
Случилось так, что Поклевский тяжело заболел и вскоре умер.
Франс, и раньше оказывавший внимание молодой женщине, теперь усиленно ухаживал за вдовой. Поклевская быстро поняла, что одной ей трудно справляться с большим прииском. Кроме того, ей нравилось упорство молодого человека, добивавшегося ее руки.
Она дала согласие. Они поженились. Так Франс Казело, сын зажиточного крестьянина из Коровкино, стал владельцем золотого прииска, считавшегося довольно крупным в Сибири.
Молодые жили дружно. Правда, в первые дни меж ними возник небольшой спор: какую фамилию носить жене. Поклевская не хотела менять фамилии в память о первом муже, который по-отцовски был добр к ней. Франс был согласен тоже сохранить память о своем хозяине, и супруги договорились носить двойную фамилию: Казело-Поклевские.
Несколько лет жили они в Сибири, приумножая свои доходы. Но вот однажды пришла весть из Коровкино, о котором Франс редко вспоминал. Ему писали, что умер отец и оставил сыну наследство.
Приятная весть о наследстве и неприятная о кончине отца заставили Франса вспомнить маленький хутор среди лесов, свое детство. И ему захотелось поехать на родину, уговорил он и жену.
Ей очень понравилось Коровкино и его окрестности. Смешанные глухие леса с чудесными тихими озерами, река в кудрявых берегах, сочные зеленые лужки…
Жители встретили их радушно. Многие уважали хозяйственного мужика Казело и теперь ревностно смотрели, что за сын у покойного. Франс был щедр. Об этом помнят старики.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой друг!Эта книжка — рассказ о большом наводнении — была написана самой первой в том самом 1945 году, когда окончилась Вторая мировая война, когда не только тебя, но и твоих мамы и папы еще не было на свете. На страницах этой книжки муми-тролли появились впервые: и добрейшая Муми-мама, и рассеянный папа, и сам главный герой — их сын — знаменитый Муми-тролль.
«В стране невыученных уроков» вот уже сорок лет — самая читаемая в школе книга-сказка о лентяе и двоечнике Вите Перестукине. Ее автор, Лия Гераскина, написала продолжение сказки: «В стране невыученных уроков — 2», в котором уже Витя помогает своим друзьям.Книга имела успех, поэтому автор решила написать «Третье путешествие в страну невыученных уроков». Полюбившиеся герои — кот Кузя, пес Рекс и попугай Жако, а также известные исторические и литературные личности помогают друзьям Вити понять необходимость хорошо учиться.
И.С.Тургенев – имя уникальное даже в золотой плеяде классиков русской прозы XIX века. Это писатель, чье безупречное литературное мастерство соотносится со столь же безупречным знанием человеческой души. Тургенев обогатил русскую литературу самыми пленительными женскими образами и восхитительными, поэтичными картинами природы. Произведения Тургенева, облекающие высокую суть в изящно-простую сюжетную форму, по-прежнему не подвластны законам времени – и по-прежнему читаются так, словно написаны вчера…В романе «Отцы и дети» отразилась идеологическая борьба двух поколений, являвшаяся одной из главных особенностей общественной жизни 60-х годов XIX века.