Тигровые каникулы - [14]
Шагает отряд походным порядком. Поскрипывают лыжи. Карабины надели кому как удобнее — кто стволом вверх, кто прикладом, а кто поперек груди.
Пар от дыхания инеем оседает на бровях, на ресницах. Холодно.
Подходят охотники к заброшенной избушке. Рядом сарайчик, навес какой-то.
— Вот тут ночевал наш товарищ, — говорит дядя Паша. — Утром вышел из дома, а медведь его и подмял…
Игнат молча показывает на снег. Следы. Будто здоровый дядька босиком по снегу ходил. Здоровеннейший дядька. Пятки глубоко вдавливал и выворачивал их наружу, а носки — внутрь.
— Шатун еще раз наведывался, — говорит Игнат, — совсем недавно. Сейчас надо осторожно идти! А ну как он близко?
Будто веревочкой связан теперь отряд со своим врагом. Куда следы идут — туда путь держать!
В горы ведет Игнат. На поросшие редколесьем вершины сопок. Противно тут, ветрено. Снег в некоторых местах не то с землей переметен, не то с песком. На лыжах идти неловко. Кое-где из-под белого покрывала торчат огромные камни. Чего здесь делать медведю?
— Вот он! — говорит Игнат и останавливается.
— Да! — подтверждает Макар.
— Здоров! Ну и здоров! — удивляется Николай.
Игнат приставил к глазам бинокль и не опускает его. Значит, не ошибся, когда сказал: «Вот он!»
Распадок между двумя сопками широкой ложбиной тянется вверх, к перевалу. На лысых вершинах редко-редко торчат деревья. Огромные камни чернеют по белым склонам.
Вася глаза напрягает, даже сощурился — ничего нет.
— Давай-ка, Макар, заходи на ту сторону, — говорит Игнат, — и ты, Николай, с ним. Когда вы на противоположный склон выйдете, мы все вместе вверх полезем. Вы по той стороне, мы — по этой.
Посмотрел Вася вверх по распадку. Ведет взглядом все выше, выше и увидел вдалеке, у самой вершины сопки, странный большущий камень.
Кажется, что его кто-то разворачивать начал, и камень стал короче. А потом этот короткий камень словно торчком поставили. Выше стал камень раза в два…
Макар с Николаем, пригнувшись, спускаются вниз, чтобы перейти распадок и выйти на ту сторону. Идут осторожно. Медведя нет, а они берегутся, будто зверь рядом.
Снова задвигался камень. Кто его шевелит? Медведь, что ли? И Вася понял: камень — это и есть медведь! Издали показалось, что камень ворочается, а это медвежья туша.
— Ох здоро-ов! — говорит Вася.
— Нá бинокль, — предлагает отец.
И словно перепрыгнул медведь поближе к Васе на целый километр. Сразу видно, отчего он шевелится. Поднимает коряги, камни. Ищет любую мелочь: хоть лягушку замерзшую, хоть червяка — голодно.
Повернул морду прямо в бинокль. У Васи даже сердце екнуло! А морда у медведя злющая-злющая. Будешь злой, если замерзших лягушек надо есть, да и тех не хватает.
— Ох и здоро-о-ов! — говорит Вася, но на этот раз почему-то шепотом. Будто медведь может услышать его голос.
А потом и вовсе отвел стекла в сторону. Хоть у медведя бинокля нет, а все равно, если друг на друга вот так смотреть, кажется, что и медведь тебя таким же большим видит, как ты его через голубоватые стекла.
Повел Вася биноклем левее — дядя Макар с дядей Николаем уже по той стороне распадка лезут. Крадутся потихоньку, иногда переговариваются друг с другом. Видно, как губы шевелятся, а что говорят, не слышно.
Вася от них снова повел на медведя — в стеклах запрыгали какие-то коряги, стволы деревьев, камни. Долго прыгали — далеко Макару с Николаем лезть.
— Ну, пошли и мы потихоньку, — говорит Игнат.
Игнат, дядя Паша и Вася пробираются по одной стороне распадка, Макар с Николаем — по другой.
Медведь возится наверху, у самого перевала. Вспугни — уйдет за сопки. Догоняй его тогда. Оттого собак не взяли, что ни к чему медведя пугать. Да и собак беречь надо. Разъяренный шатун может покалечить собачек. С кем тогда на тигра идти.
Лезут вверх охотники. Прячутся за деревьями, за утесами. Нельзя, чтобы шатун их увидал. А учуять, пожалуй, и не учует. Ветер сверху тянет, из-за сопок вырывается. Будто легкий дым порывами идет по гребням. Это сухой снежок сдувает с сопок.
Все труднее и труднее лезть вверх.
А медведь все ближе. Вот он оставил в покое камень, перешел к какой-то коряге. Поковырял ее, поворочал. Видно, ничего не нашел. Рассердился, поднял ее двумя лапами да как кинет вперед. А у коряги большой сук торчал за спиной медведя. Когда он вперед корягу бросил, его тем суком — по затылку! Рявкнул медведь, оглянулся перепуганно — никого.
Еще больше рассердился шатун, сбросил с себя корягу и начал ее лапами лупить: на, мол, тебе за обиду, не дерись!
Пока он с бревном воевал, ходко шли вперед звероловы, знали — не до них медведю!
Ударил он еще раз корягу, сук ненавистный отломал, кинул его в сторону. И вдруг скачками бросился к самому гребню сопки.
Трах! — треснул чей-то выстрел.
Рявкнул медведь, вскинулся.
Трах-та-тах!..
Медведь покатился вниз.
Трах!.. Тах!..
С каждым выстрелом рявкает медведь и будто кто его подгоняет — все быстрее и быстрее катится по крутому склону вниз.
А стрелять перестали. Друг против друга охотники: дрогнет рука — выстрел по своим попадет.
Игнат проводил медведя стволом, и как только тот миновал братьев, что стояли напротив, стукнул выстрел, и медведь уж не рявкнул в ответ. Сник и безжизненной тушей пополз вниз. Медленней, медленней — и затих, замер. Все.
