Тигр в камышах - [10]
В этом было что-то от смуровского отчизнолюбия; кажется, она всерьез переживала из-за того, что первое знакомство наше с горожанами имело такой скандальный привкус. Будто она забыла на миг, что мы и не гости вовсе, и мрачная цель нашего прибытия тенью своей перекрывает любые недоразумения. В то же время мне почему-то хотелось слышать в ее голосе и оттенки совсем иного волнения, об истоках которого я запретил себе думать, но при мысли о которых чувствовалась непривычная гулкость сердцебиения.
Наконец, стимходка, управляемая нашим прелестным шоффэром, достигла усадьбы. От полураскрытых ворот с вензелями вглубь уходила погруженная в тенистый сумрак аллея, засыпанная гравием. Проехав примерно половину мрачного пути — и не в парке даже, но в некоем, навевавшем дантовские ассоциации, сумрачном лесу, — в просвете клонящихся ветвей мы увидели поместье.
Спроектировано оно было в некогда модном псевдоготическом стиле. Сочетая нарочитую суровость крепостных стен из грубого кирпича насыщенного вино-красного цвета с контрастно тонким и ярко-белым декором стрельчатых арочных проемов, аркатуры фриза и аттиков, многоцветные витражи и острые шпили призваны были подчеркнуть общий романтический дух архитектурного проекта.
При том меня не оставляло ощущение, что неуловимой пластикой своею, деталями убранства, пропорциями, здание выглядело плотью от плоти этой земли, издревле укорененным на этих болотистых землях родовым гнездом. Наверное, именно из-за этого, невзирая на обманчивый флер западных традиций, здание так и просилось называться маетком — и никак иначе.
— Анна Игоревна, государушка! — встречая нас, частил взволнованно старик в ливрее. — Вы бы хоть сказали Мстислав Игоревичу… ведь что делает, страдалец! Как изводится, ей-Богу! Все на анпарате своем — только пар столбом, да смотрит так страшно — сердцу томно! Что ж такое деется-то, матушка…
— Полно, Ерофей, не части, — успокаивающе ответила Анна. — Что там за напасть?
Не могу не заметить, что сдержанная строгость пусть и не полновластной, но хозяйки дома, была ей к лицу, как и шоффэрский жаргон. Впрочем, по мне — ей все было к лицу…
— Убивается кормилец нас, на машине своей бесовской, вы поглядите только что делает, господа любезные! — продолжал причитать Ерофей, теперь вовлекая в свои переживания и нас.
…Шаркая чувяками, освещая сумрачные переходы галогеновым фонарем, Ерофей ведет нас куда-то в темноту и вниз, в потаенное сердце родового гнезда Усинских.
Фонарь выхватывает кабаньи рыла, мохнатые морды зубров. На потемневших от старости медных щитах навек застыли, мерцая стеклянными глазами, царственные лоси и сморщенные в оскале волки, вывалившие восково-спелые языки.
В призрачных отсветах галогена гнутые спинки венских стульев сменяются облупленным колесом антикварной прялки, а поставец с изукрашенными тонким орнаментом филенками вытесняют бело-голубые изразцы голландской печи.
Порой показываются конструкции совершенно неизвестного мне назначения, которым уместно было бы гордо стоять в павильонах Нижегородской Технологической Выставки, дразня недоверчивого иноземного атташе превосходством отечественной инженерной мысли.
Тут было впору заблудиться.
Но вот тьма расступилась, и перед нами открылся ярко освещенный зал.
Я замер: Агесандр Родосский позавидовал бы такому типажу.
Мощный, атлетически сложенный мужчина, голый по пояс, с торсом в искрящемся бисере пота, вступил в неравную борьбу с черными жгутами резиновых змей. На том месте, где в скульптурной композиции полагалось быть сыновьям, все шипело, ухало, лязгало и пыхтело; поблескивали латунью небольшие крутобокие котлы, размеренно двигались поршни, на круглых циферблатах подрагивали стрелки.
Анна решительно подошла к чудовищному агрегату и потянула рычаг останова конструкции.
В обиженном шипении и подвывании замедляющего ход аппарата послышался ее строгий голос:
— Стисл, у нас гости!
С шумом отдуваясь, мужчина выпростался из опутавших его руки жгутов и, подхватив с одного из выступавших рычагов полотенце, промокнул им лицо, голову и мощный торс. Обтираясь, он обратился к нам хрипловатым, чуть запыхавшимся голосом:
— Прошу извинить меня за неглиже, господа! Согласитесь… Каждый по своему справляется с испытаниями, которые посылает нам судьба. — он наклонил голову: — Усинский Мстислав Игоревич…
Мы с Ханжиным представились.
— Дивная машина, право… — сказал Ханжин, с любопытством оглядывая агрегат.
— Экзерсисная машина, господа. Аргентинская сборка, конструкция Арнолднеггера — Силвестрони… Помогает даже человеку моих преклонных лет поддерживать комплекцию, или шейп, как новомодно глаголют по-аглицки.
«Преклонные года» оказались явно благосклонными к Усинскому. Пышущие жаром щеки, крупный нос римского укладу, шевелюра кучерявых волос, намокших от усердия. И — стать. Крупная, не по-знатному, кость, плечи борца. Полная противоположность сестре.
— Я в долгу перед нашими гостями: пригласила было их поужинать в ресторации, но, к несчастью, там гуляли державинские. И обошлось бы, возможно, да вот Кржижевский перебрал и стал нагличать… — Анна посмотрела на меня, блеснув глазами, — но господин Брянцев задал им урок, от которого было трудно отказаться.
Подвиг и предательство — две стороны одной монеты. Вопрос только в том, кем и ради чего жертвует человек. Собой ради благой цели или близкими людьми ради выгоды. И кем его потом запомнят в веках: спасителем мира или инициатором геноцида, отважным первопроходцем или сумасшедшей обезьяной с гранатой, прекрасным рыцарем или подколодной змеей. Ведь от величия до подлости порой остается всего один, маленький шаг. Недаром они прячутся под одной обложкой…
Лев Толстой с помощниками сочиняет «Войну и мир», тем самым меняя реальную историю…Русские махолеты с воздуха атакуют самобеглые повозки Нея под Смоленском…Гусар садится играть в карты с чертом, а ставка — пропуск канонерок по реке для удара…Кто лучше для девушки из двадцать первого века: ее ровесник и современник, или старый гусар, чья невеста еще не родилась?..Фантасты создают свою версию войны Двенадцатого года — в ней иные подробности, иные победы и поражения, но неизменно одно — верность Долгу и Отечеству.
Принято считать, что эксперименты в истории невозможны, потому что их нельзя повторить. И вообще, история не знает сослагательного наклонения. А если все же попробовать? Впрочем, вполне возможно, что перед нами предстанут не разные ветви и варианты одной-единственной истории, а бесконечное множество историй принципиально разных. В антологии собраны произведения, которые демонстрируют, как именно история меняет свое течение, выявляет истинное лицо событий и их персонажей, скрывая навсегда имена, мотивы, города и страны.
На улицы Москвы вышел «ночной охотник» – НЕЗАРЕГИСТРИРОВАННЫЙ ВАМПИР, не принадлежащий ни к Одному из официальных Кланов!На охоту за объявленным вне закона убийцей отправляются представители двух тайных организаций – вампирского Комитета Безопасности Темных Сил и человеческого Управления Внутреннего Контроля.Командование группой охотников поручается прирожденному воину – Высшему вампиру Сергею из Клана Тореадоров.Однако простая операция превращается в безжалостную войну, когда в игру вмешивается ТРЕТЬЯ СТОРОНА – Светлые маги из Ордена Хранителей Паутины.
Научный детектив, он же «детектив наоборот». Бывает, что главным действующим лицом детектива становится ученый. В повести «Шесть букв» происходит обратное – толковый сыскарь поставлен в условия, в которых его опыт, ум, изворотливость и практицизм безостановочно тестируются вводными из мира формул и непреложных законов развития материи. В то же время характерные для suspense-детектива «правила игры на выживание» закручивают пружину читательского внимания до предела.
Под обложкой этого номера скрываются по-настоящему взрослые проблемы, нецензурная лексика и много, реально много плотской любви. Всё, что вы хотели, но боялись спросить о сексе с роботами, вампирами, инопланетянами и не только. Всё, о чем вам никогда не расскажут в добрых сказочках и приличных книгах. Все грани взрослой жизни — от развеселого порностеба до настоящих трагедий. Добро пожаловать, или Несовершеннолетним вход воспрещен!
Петр Иванович Денисов, врач, беженец из Молдавии, определён на должность сельского доктора в российскую глубинку. Занятий особо никаких нет, местные жители к доктору предпочитают не ходить. Только и остается чай пить с учителем, таким же беженцем, только из Средней Азии. И всё бы ничего, но творится в округе что-то странное…
Первое дело Александра Александровича Арехина, шахматиста и сотрудника Московского уголовного сыска. Преступник убивает людей и отрезает у трупов головы. Революционные кадры молодой советской милиции поймать его не могут. В этот самый момент Арехин и поступает на службу в сыск.
2030 год. Город, в котором преступления законны, безумие приносят на завтрак, а смерть — на ужин, даёт тебе шанс осуществить любые грязные мечты. Ночь с окровавленным ножом или день с толстым кошельком — выбираешь не ты, а город, этот мерзкий город мечты.
Обычный Российский Школьник™ внезапно понимает, что за чередой кровавых убийств и насилия он совершенно забросил школу. Да и не пустят его туда в таком виде! К тому же кто сказал, что череда кровавых убийств и насилия уже закончилась? Ничего подобного! И тут он предлагает подруге устроить охоту на Ктулху, терроризирующего гаражный кооператив, чтобы подкрепиться. Вот только почему все постоянно намекают ему, что он не тот, за кого себя выдаёт? И когда враги похищают у него самых красивых женщин (фото в доп.
В этом мире почти нет железа, и в каждой стране в ходу своя магия. В землях Павии железной руды немного, и работает лишь самая прочная магия — магия имени, рода и природы. Королевская династия вот-вот пресечётся, знать возмущена тем, что воевавшие не получили вознаграждения, крестьяне готовы взбунтоваться из-за растущих налогов… Шади, ещё в юности оставивший наследственное место при королевском дворе, вынужден задаваться вопросами, звучащими в каждом из миров: «Что я могу знать?», «Что я должен делать?», «На что могу надеяться?». На этот раз обложку нарисовала Вероника Титова.
Долг обществу, справедливость, предназначение… что, если довести эти значения до абсурда? Долг превратится в неподъемную ношу, Справедливость породит неравенство, а Предназначение станет блажью. Такому обществу плевать на твои мечты и желания. Плевать, есть ли у тебя цель. Обществу нужно, чтобы шестеренки крутились, соблюдая единый ритм. Выполняй свою функцию, следуй сценарию и не задумывайся о чём-то большем. Впряглись в колею: от рождения до достойной смерти. А будет ли в промежутке достойная жизнь – никого не волнует. Именно в такой мир попадает Алиса.