Тигр, светло горящий - [26]

— Дети, зайдите внутрь и встаньте рядом со мной. Мистер Блейк будет петь.

Джем и Магги обменялись взглядами, потом втиснулись в нишу с миссис Блейк. Вблизи от нее пахло жареной рыбой и углем.

Они снова встали лицом к стене. Джем и Магги прыснули со смеху, оказавшись притиснутыми друг к другу, но не попытались отодвинуться.

— Мы готовы, мистер Блейк, — тихо сказала Кэтрин.

— Прекрасно, — услышали они бесплотный голос.

После секундной паузы он начал петь высоким тонким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорил:

В час, когда листва шелестит, смеясь,

И смеется ключ, меж камней змеясь,

И смеемся, даль взбудоражив, мы,

И со смехом шлют нам ответ холмы,

И смеется рожь и хмельной ячмень,

И кузнечик рад хохотать весь день,

И вдали звенит, словно гомон птиц,

«Ха-ха-ха! Ха-ха!» — звонкий смех девиц,

А в тени ветвей стол накрыт для всех,

И, смеясь, трещит меж зубов орех, —

В этот час приди, не боясь греха,

Посмеяться всласть: «Хо-хо-хо! Ха-ха!»^[31]

Когда он закончил, они погрузились в молчание.

— Хо-хо-хо! Ха-ха, — повторила Магги, разрушая чары. — Я этой песни не знаю.

— Это он сам написал, — пояснила миссис Блейк.

Джем услышал нотку гордости в ее голосе.

— Он сам сочиняет песни? — спросил Джем.

Он еще не встречал человека, который сочинял бы песни, поющиеся людьми. Он даже не задумывался о том, откуда берутся песни, — они просто извлекались откуда-то из воздуха и заучивались.

— Стихи, песни и все такое, — ответила мисс Блейк.

— Тебе понравилось, мой мальчик? — донесся до него голос мистера Блейка.

Джем подпрыгнул — он и забыл, что мистер Блейк слышит их.

— О да.

— Эта песня есть в книге, которую я написал.

— А как она называется?

Мистер Блейк помедлил.

— «Песни неведения».

— Ой! — воскликнула Магги и начала смеяться, а вскоре к ней присоединился мистер Блейк, потом миссис Блейк и, наконец, Джем. Они смеялись, пока каменные стены не наполнились хохотом и над рекой, осветив ночное небо, не взметнулись вверх и не расцвели первые фейерверки финала.

Май 1792 III

Глава первая

Единственное, что мать поручала Магги, — это гладить простыни и платки. Но девочка не могла спокойно заниматься своим делом. Она оставила заднюю дверь открытой и время от времени поглядывала на поле Астлея, которое располагалось прямо за домом, в котором жили Баттерфилды. Деревянный забор, отделявший их сад от поля, обычно перекрывал бо́льшую часть того, что можно было увидеть, но он был старый, полусгнивший, и Магги так часто пробиралась через него, срезая дорогу, что ограда давно накренилась набок и в ней образовался зазор. Каждый раз когда утюг остывал, Магги ставила его на угли в печи и выбегала наружу, чтобы сунуть голову в щель и глянуть на репетиции, проходящие во дворе Астлея. Еще она смотрела, не появился ли Джем, с которым они договорились встретиться в поле.

Когда она вернулась на кухню в третий раз, там оказалась мать — босая и в ночной рубашке. Она стояла над гладильной доской и хмурилась, глядя на простыню, которую Магги успела выгладить только наполовину. Магги метнулась к печи, выхватила утюг, отерла золу с его поверхности, подошла к доске и плечом подтолкнула мать, надеясь, что та отойдет в сторону.

Бет Баттерфилд не обратила ни малейшего внимания на свою дочь. Она осталась стоять как вкопанная, чуть расставив ноги, скрестив руки на своей дебелой груди, свободной в данный момент от шнуровки и низко свисавшей под ее ночной рубахой. Бет протянула руку и похлопала по простыне.

— Посмотри сюда — ты ее сожгла!

— Она такая и была, — солгала Магги.

— Смотри тогда — сложи, чтобы не было видно, — сказала, зевая и встряхивая головой, ее мать.

Бет Баттерфилд нередко заявляла, что ее кровь пропитана щелоком, потому что ее мать, бабушка и прабабушка — все были прачками в Линкольншире. Ей и в голову не приходило, что она может заняться чем-то другим в своей жизни. Даже когда еще такой молодой Дик Баттерфилд, проезжая через ее деревню из Йоркшира в Лондон, обаял ее настолько, что она поехала за ним. Они прибыли в Саутуорк, где жили первое время, и новизна обстановки не произвела на нее абсолютно никакого впечатления. Прежде всего она потребовала — даже когда они еще не были женаты, — чтобы Дик купил новое корыто вместо старого, которое она оставила дома и все жалела о нем. Она не возражала ни против ничтожной платы, ни против многих часов, проведенных за работой. Ежемесячную стирку белья своих регулярных клиентов она начинала в четыре утра и иногда заканчивала далеко за полночь. А кожа ее рук уже в двадцать лет напоминала свиную щетину. Стирка — ничего, кроме этого, Бет не знала. Предложить ей изменить род работы было все равно что предложить изменить форму лица. Ее не переставал удивлять тот факт, что Магги не только неважная прачка, но и не собирается учиться этой профессии.

— И где же ты была? — спросила вдруг Бет Баттерфилд, словно только что очнулась ото сна.

— Нигде, — ответила Магги. — Здесь — гладила.

— Нет, ты выходила на задний двор, пока грелся утюг.

Удивительно, как мать иногда умела обращать внимание на детали, хотя в другое время могла не замечать ничего вокруг.

— А-а-а, так я просто выскочила в сад посмотреть, чем там занимаются у Астлея.