Тигр, светло горящий - [24]

— Догадайся, откуда я говорю.

Джем резко повернулся. Магги рядом не было. Он вышел из укрытия, оглянулся, спрашивая себя, уж не игра ли это воображения. И тут она вышла из темной ниши на другой стороне моста.

— Вернись назад, — крикнула она.

Джем, совершенно ошарашенный, вновь повернулся носом к стене. Как же она сумела шептать ему в ухо и так быстро перебежать на другую сторону? Он ждал, что она сделает это снова, думая на сей раз схватить ее. Мимо проехала повозка, а когда снова воцарилась тишина, он опять услышал ее голос у себя в ухе.

— Эй, Джем, скажи мне что-нибудь приятное.

Джем быстро оглянулся, но ее там не было. Он помедлил и опять уткнулся в холодную нишу.

— Ну, Джем, неужели ты так ничего и не скажешь?

Ее шепот обволакивал камни.

— Ты меня слышишь? — спросил Джем.

— Да! Правда, здорово? Я слышу тебя, а ты слышишь меня!

Джем развернулся и посмотрел в нишу на другой стороне. Магги чуть шевельнулась, и белая шаль мелькнула в темноте.

— Как ты это делаешь? — спросил он, но ответа не последовало. — Магги?

Когда она опять не ответила, Джем повернулся лицом к стене.

— Ты меня слышишь?

— Теперь слышу. Ты должен стоять лицом к стене. Иначе ничего не получится.

Проехали две повозки, заглушив остальные ее слова.

— Но как это возможно? — спросил Джем.

— Не знаю. Просто возможно — и все. Мне об этом сказала одна из шлюх. Но лучше всего, когда поешь.

— Поешь?

— Давай, спой нам песенку.

Джем подумал несколько секунд и запел:

И незабудка, и фиалка

Под веткой колкой

Раскрылись ярко,

Цветов раздолье.

Повсюду здесь тимьяна почки,

Вон вересковый колокольчик,

Тростинки тоньше

На вересковом поле.^[29]

Голос у него все еще был высоким, хотя и обещал скоро начать ломаться. Магги, которая стояла, повернувшись к собственной округлой стене, была рада, что она одна в темноте и может слушать пение Джема без дурацкой покровительственной улыбки. Вместо этого она могла улыбаться, слыша простую песню и чистый голос.

Когда он закончил, они оба на какое-то время погрузились в молчание. По мосту прогрохотала еще одна повозка. Магги вполне могла бы вставить какое-нибудь язвительное замечание, вот, мол, распелся о цветочках, или обвинить его в том, что он тоскует по своей Пидл-Вэлли. Если бы рядом был кто-то еще, она непременно сделала бы это. Но сейчас они были одни в своих каменных нишах, закрытые от мира на этом мосту и в то же время связанные звуком, который метался от одного к другому, свиваясь в нить, соединявшую их.

Поэтому она не стала острить, а запела в ответ:

Пусть я в деревне проживаю,

Пусть я грамотен едва,

Не хуже горожан я знаю,

Сколько будет дважды два.

Тут нечего тебе гордиться —

Нет двух вещей похожих.

Никто не может знать, родиться

Где лучше, а где хуже.

Она услышала смешок Джема.

— Я никогда не говорил, что деревня лучше города, — сказал он. — И я вовсе не думаю что они так уж непохожи, что они противоположности.

— А разве нет?

— Не думаю, — повторил Джем. — В Ламбете есть полянки, где можно найти те же цветы, что и в Пидл-Вэлли, — первоцвет, чистотел, лютик. И потом, я никогда не понимал противоположностей.

— Это просто, — послышался обволакивающий голос Магги. — Это что-то совершенно отличное от другого. Вот, например, противоположность совершенно темной комнате — это ярко освещенная комната.

— Но комната-то никуда не девается. Она остается такой же в обоих случаях.

— А ты не бери комнату. Возьми что-нибудь другое. Вот черное и белое. Или вот если ты не промокший, то какой?

— Сухой, — сказал Джем, подумав секунду.

— Вот именно. Если ты не парень, то ты…

— Девчонка. Я…

— Если ты не хороший, то…

— Я знаю, но…

— И если ты не попадешь в рай, то будешь…

— В аду. Постой! Я все это знаю. Я просто думаю…

По мосту прогрохотал экипаж, заглушив его слова.

— Об этом трудно говорить вот так, — сказал Джем, когда звук экипажа стих.

— Как так — на противоположных сторонах дороги?

В каменной нише Джема зазвенел смех Магги.

— Тогда иди ко мне.

Джем бросился через дорогу, а Магги вышла из своего убежища.

— Ну вот, — провозгласила она, — теперь мы — парень и девчонка на одной стороне дороги.

Джем нахмурился.

— Но это никакая не противоположность. — Он сделал движение рукой в сторону ниши, в которой только что стоял. — Это просто другая сторона. Это не значит «отличающаяся». Эта сторона дороги, та сторона дороги — они обе часть одной дороги.

— Но они, мой мальчик, делают дорогу дорогой, — сказала одна из фигур, направляющаяся в их сторону с Вестминстерского берега реки. Когда силуэты оказались в пятне света, Джем узнал широкий лоб мистера Блейка и большие глаза, взгляд которых даже в темноте казался пронзительным.

— Здравствуйте, мистер Блейк, миссис Блейк, — поприветствовала Магги.

— Здравствуй, моя дорогая, — ответила миссис Блейк.

Кэтрин Блейк оказалась чуть пониже своего мужа, но такой же коренастой. У нее были маленькие, глубоко посаженные глаза, широкий нос и большие румяные щеки. Широкие, чуть помятые поля ее старого чепца выглядели так, словно попали под дождь, а потом кто-то на них уселся. На лице миссис Блейк застыла терпеливая улыбка, а сама она казалась усталой, словно вышла из дома не по доброй воле, а сделала одолжение мужу, отправившись с ним на вечернюю прогулку. Джем видел такое же выражение на других лицах — обычно на женских, редко улыбающихся, дожидающихся, когда их мужья допьют последнюю кружку в пабе или закончат разговор на дороге о стоимости семян.