The Man of Property — Собственник - [42]

Again, Irene would not be to likely to object to leave London if her greatest friend's lover were given the job.	К тому же Ирэн вряд ли станет возражать против переезда за город, если при этом условии жених ее лучшей подруги получит работу.
June's marriage might depend on it.	Может быть, от этого будет зависеть счастье Джун.
Irene could not decently stand in the way of June's marriage; she would never do that, he knew her too well.	Ирэн не захочет мешать ее счастью; ни в коем случае не захочет, ведь он ее знает.
And June would be pleased; of this he saw the advantage.	И Джун останется довольна; а в этом есть известная выгода.
Bosinney looked clever, but he had also-and-it was one of his great attractions-an air as if he did not quite know on which side his bread were buttered; he should be easy to deal with in money matters.	Босини на вид очень толковый малый, но, помимо всего прочего, у него есть одна черта, чрезвычайно привлекательная: в деловом отношении он несомненный простачок — денежный вопрос с ним будет нетрудно уладить.
Soames made this reflection in no defrauding spirit; it was the natural attitude of his mind-of the mind of any good business man-of all those thousands of good business men through whom he was threading his way up Ludgate Hill.	Сомс пришел к этому выводу без всякого намерения надуть Босини: таков был образ мышления у него и у всякого хорошего дельца — у тысячи хороших дельцов, сквозь толпы которых он пробирался по Лэдгейт-Хилл.
Thus he fulfilled the inscrutable laws of his great class-of human nature itself-when he reflected, with a sense of comfort, that Bosinney would be easy to deal with in money matters.	И, с удовлетворением размышляя о том, что с Босини будет нетрудно уладить денежный вопрос. Сомс подчинялся сокровенным законам великого класса, к которому он принадлежал, — законам самой природы.
While he elbowed his way on, his eyes, which he usually kept fixed on the ground before his feet, were attracted upwards by the dome of St. Paul's.	Пробираясь сквозь толпу, Сомс, обычно смотревший себе под ноги во время ходьбы, поднял глаза на собор св. Павла.

It had a peculiar fascination for him, that old dome, and not once, but twice or three times a week, would he halt in his daily pilgrimage to enter beneath and stop in the side aisles for five or ten minutes, scrutinizing the names and epitaphs on the monuments.	Старый собор чем-то притягивал его к себе, и Сомс не один, а два и три раза в неделю заходил сюда во время своих дневных странствований и по пять, по десять минут стоял в боковых приделах, читая имена и эпитафии на гробницах.
The attraction for him of this great church was inexplicable, unless it enabled him to concentrate his thoughts on the business of the day.	Трудно сказать, чем привлекал Сомса этот величественный храм, разве только тем, что здесь ему было легче собраться с мыслями о деловом дне.
If any affair of particular moment, or demanding peculiar acuteness, was weighing on his mind, he invariably went in, to wander with mouse-like attention from epitaph to epitaph.	Если голова его была занята каким-нибудь особенно важным или требующим особенной проницательности делом, он всякий раз заглядывал сюда и неслышно, как мышь, бродил от одной гробницы к другой.
Then retiring in the same noiseless way, he would hold steadily on up Cheapside, a thought more of dogged purpose in his gait, as though he had seen something which he had made up his mind to buy.	Потом, так же бесшумно выйдя на улицу, он твердыми шагами шел по Чипсайд, и в походке его чувствовалось еще большее упорство, как будто он шел с твердым намерением купить вещь, которая только что привлекла к себе его внимание.
He went in this morning, but, instead of stealing from monument to monument, turned his eyes upwards to the columns and spacings of the walls, and remained motionless.	Сомс зашел в собор и в это утро, но, вместо того чтобы бродить от эпитафии к эпитафии, перевел глаза на колонны и пролеты стен и замер в неподвижности.
His uplifted face, with the awed and wistful look which faces take on themselves in church, was whitened to a chalky hue in the vast building.	Под громадными сводами собора его запрокинутое лицо, благоговейное и задумчивое, какими становятся все лица в церкви, казалось белым от падавшего на него мелового отсвета.
His gloved hands were clasped in front over the handle of his umbrella.	Руки в перчатках сжимали зонтик, который он держал прямо перед собой.
He lifted them.	Сомс поднял их.
Some sacred inspiration perhaps had come to him.	Может быть, на него снизошло святое вдохновение.
'Yes,' he thought, 'I must have room to hang my pictures.	"Да, — мысленно сказал Сомс, — надо же когда-нибудь развесить картины".
That evening, on his return from the City, he called at Bosinney's office.	В тот же вечер, возвращаясь из Сити, он зашел к Босини.
He found the architect in his shirt-sleeves, smoking a pipe, and ruling off lines on a plan.	Архитектор сидел без пиджака, с трубкой в зубах, и чертил какой-то план.
Soames refused a drink, and came at once to the point.