The Best - [63]
Действие четвёртое
Дворик. Скамейка. На скамейке — две пожилые женщины. Откуда-то издалека доносится скрип качелей. Кажется, что где-то в глубине дворика, невидимый, качается на ржавых качелях ржавый робот. Роботу нравится качаться, поэтому вряд ли он решит хоть когда-нибудь передохнуть или тем более оставить качели в покое — он будет качаться всегда. Скорее всего, женщинам, сидящим на скамейке, это известно, и они стараются сжиться с жалящими их сердца железными звуками, подражая им звуками и гудением своих собственных голосов.
1-я ЖЕНЩИНА. Ты тепло оделась?
2-я ЖЕНЩИНА. Да. (Задирает юбку, демонстрирует соседке розовые рейтузы.) Это у Лизы пузырь простывший, и она пододевает всегда точно такие же прямо на колготки. У неё как ветерок, даже лёгкий, — всё, сразу простывает пузырь. И моча потом с кровью. Она говорит, что как будто вилкой ей или ножом перочинным прорезают щёлочку для мочи. Вот она стоит над унитазом и ждёт, пока прорежут: пять минут, десять, двадцать, — а потом прямо с кровью течёт. Пока не пододевала, всё так и мучилась.
1-я ЖЕНЩИНА. Лучше поберечься.
2-я ЖЕНЩИНА. Лучше поберечься!
1-я ЖЕНЩИНА (оборачивается на звук качелей, кричит). Не устал?!
ДЕТСКИЙ ГОЛОС. Нет!
1-я ЖЕНЩИНА. Ну качайся, качайся. Пусть качается.
2-я ЖЕНЩИНА. Пусть качается.
1-я ЖЕНЩИНА. Родители приходят и запирают его в четырёх комнатах, он к окну подходит, смотрит на улицу, на качели эти, как собака, смотрит, которую не выгуливают. Я им говорю, пустите, говорю, ребёнка на улицу. А они меня как будто не слышат, то есть что я есть, что меня нет, я — это шум воды, когда посуда моется, — когда что нужно, меня замечают. Вот ты свидетельница...
2-я ЖЕНЩИНА. Да.
1-я ЖЕНЩИНА. Вот я никому зла не желаю...
2-я ЖЕНЩИНА. Да...
1-я ЖЕНЩИНА. Но им... Вот увидишь, на моих глазах! Вот вчера я говорю, — если я мешаю, если вам нужно, чтобы никто не мешал — пожалуйста — отправьте меня в дом престарелых. Мне что — я уже всё, что мне надо, увидела, им жить — им ребёнка воспитывать.
2-я ЖЕНЩИНА. Да перестань! В какой дом!
1-я ЖЕНЩИНА. В какой, в обычный! Я там хоть знать буду, что точно никому не нужна, а тут что? Родные люди, и такое обращение!..
2-я ЖЕНЩИНА. А дочь что?
1-я ЖЕНЩИНА. А что дочь. Ночь, день переспит — переговорит. Он ей всё, что ночью внушает, она то и делает, я иногда удивляюсь, моя это дочь или нет?
2-я ЖЕНЩИНА. Сама виновата!
1-я ЖЕНЩИНА. Сама виновата...
2-я ЖЕНЩИНА. Я ещё, пока он ходить только начал к твоей, сразу сказала — он тебе устроит! Всё к рукам приберёт! Опоздала ты, прозевала! А сейчас мучайся!
1-я ЖЕНЩИНА. Да... (Хнычет.)
2-я ЖЕНЩИНА. Как ты, куда ты глядела! Он же какой национальности?! У них же в крови, у этих людей, командовать, покорять, а ты устроила кровосмешение...
1-я ЖЕНЩИНА. Зато ребёнок красивый...
2-я ЖЕНЩИНА. Красивый! И что? Такой же вырастет, как отец! Выродок.
1-я ЖЕНЩИНА. Перестань!
2-я ЖЕНЩИНА. А что? Да! Если сейчас не вырвать его из-под отца влияния — всё, будет такой же!
1-я ЖЕНЩИНА. Зато у него работа хорошая, денежная!
2-я ЖЕНЩИНА. Сколько ты видишь из этих денег-то, много? Вот так! Где он у тебя танцует — в казино?..
1-я ЖЕНЩИНА. Там клуб, ресторан...
2-я ЖЕНЩИНА. Так вот эта работа у него, пока мода на этнос ещё держится. Набирают вот таких, как зять твой, просят их плясать, петь, и чтоб по их, по-национальному, по-народному. Там никто ничего ведь не понимает, что им поют-пляшут, потому что все на игле, на системе — им это в кайф, что перед ними кто-то кривляется и воет по-непонятному, они, у кого деньги, — они торчат от этого, от этноса, и деньги в таких вот, как твой зять, вкладывают. Эти-то, этносы, думают, и вправду кто-то понимает, что они там исполняют, а всем насрать на это — просто сделали это модным, потому что уже никому не интересно понимать нормальные песни и танцы — мозги уже в пузырях у всех, как виспа — да и скучно это, и не прёт уже никого от простого понятного человеческого языка, от нормальной культуры. Нарки, одни нарки кругом, у них и деньги — продюсеры эти, менеджеры сетевых маркетингов, супервайзеры — все на дозу работают, вот моя пенсия вся — это за мобильник заплатить и на еду, а они — на дозняк ещё должны пахать. Так что погоди, пройдёт на этносы мода — будет твой зять опять двор мести или металлолом воровать, что, в принципе, этим пастухам в рубашках с тесёмками и положено делать!
1-я ЖЕНЩИНА. Так как — если его с работы попрут, мне их всех содержать, что ли?
2-я ЖЕНЩИНА. А тебя никто не спросит. Будешь как миленькая в рабстве! Или вообще в ванне тебя утопят и квартиру себе отметут.
1-я ЖЕНЩИНА. Ой, да что ж это, а, как же я буду?
2-я ЖЕНЩИНА. На! (Достаёт из кармана пальто какой-то пузырёк и протягивает его 1-й женщине).
1-я ЖЕНЩИНА. Что это?
2-я ЖЕНЩИНА. Это война, понимаешь! Пора от превентивных мер переходить к наземным действиям! Тут кто первый решится — тот и победит! По одной ему таблетке в суп или в чай — и через полгода дочь, внук и любимая бабушка — счастливая семья! А от зятя — лишь хорошие воспоминания!
1-я ЖЕНЩИНА. Это что за колёса, это яд, что ли?
2-я ЖЕНЩИНА. Леденцы! Конечно, яд, не бойся — никак никто не обнаружит, уже проверено — на своём личном опыте! Только у тебя зять — бандит, а у меня муж — ещё хуже был!
