The Best - [42]

ЖЕНЩИНА. Не меньше!

МУЖЧИНА. Ну вот ей и подобрали из них что-то такое...

ЖЕНЩИНА. Да, именно из них... Из тысячи — одно.

МУЖЧИНА. Хорошо хоть не из других выбрали, а из этих, а то бы вы тут с Сашкой-то вообще в лужу бы сели... (Хохочет.) А так, я думаю, Валерий Яковлевич скажет: «Ничего, сойдёт...»

ЖЕНЩИНА. Ну спасибо, Андрюшенька, я теперь совсем успокоилась... Да... и, Андрюшенька, а вот этот ваш, Валерий Яковлевич...

МУЖЧИНА. Брюсов?!

ЖЕНЩИНА. Ах, так он и есть Брюсов, это который зеркал боится?

МУЖЧИНА. И зеркал боится, и по мосту не ходит, а в Петербурге это очень хлопотная фобия — приходится в обход ходить, иногда по несколько километров!

ЖЕНЩИНА. А он что, и вправду может по всей России раскрутить, и так, чтобы памятники поставили?

МУЖЧИНА. Ещё как может, он же нас всех собрал, собрал, объединил и сказал, что делать, чтобы ничего не делать... в смысле — искать! Как аргонавты — за золотым руном! И с прискоком, и с прискоком, раз-з-з-два-три! Раз-з-з-два-три! Раз-з-з-два-три!

Мужчина скачет в дом; женщина возвращается к столу, усаживается на своё место.

ЮНОША. Вы, мама, теперь наверняка чувствуете себя счастливой?

ЖЕНЩИНА. Ну, пока ещё не вполне... А что такое, Сашенька, я что-то не разберу твоего настроения...

ЮНОША. Да при чём тут настроение, вы ведь только что меня лишили всего... можно сказать... словами своими, словно бритвой острой, кожу с меня содрали и развесили сушиться, как простыню полинялую, чтоб все смотрели — вот, мол, висит такое что-то... Как же мне только стерпеть-то всё это?..

ЖЕНЩИНА. Да ты что запричитал, Сашенька, что тебе почудилось — вот же ты сидишь весь в коже... и простыней-то полинялых у нас отродясь не бывало...

ЮНОША. Ну, мама, вы не притворяйтесь юродивой, будто я какой чудак... Вы понаплели тут сиропу этому про даму, а сами знаете, что никакой дамы у нас нет... и быть не может. Он теперь проснётся к вечеру, или ещё что с ним случится нехорошее — а вы ему что скажете?.. Я от этого от всего спрячусь... запрусь где-нибудь... и вы ко мне даже не подходите... А только знайте, что вы сегодня не дали мне стать поэтом!

ЖЕНЩИНА. Да я дала тебе, Сашенька, всё я тебе дала! Вот артист, а... Ну, ты послушай меня, послушай — тут, неподалёку, в Боблове, живёт один... один, ну, то есть не один — с дочерью живёт, ну, в общем, Дмитрий Иванович... Его ещё папенька мой, а твой дед знавал, по университету... Этот Дмитрий Иванович по части химии выдумал какую-то важную таблицу, и папенька рассказывал нам с маменькой, что эту таблицу так по его имени и назвали — Дмитрий Иванович, а потом у нас ты родился, и мы назвали тебя Сашенькой, а Дмитрий Иванович в тот же день сообщил, что у него дочь родилась, и её назвали Любовь Дмитриевна... И уже когда мы сюда стали ездить и жить здесь, папенька нам всё говорил, что рядом, в Боблове, живут Дмитрий Иванович с Любовью Дмитриевной...

ЮНОША. Я, мама, не понимаю вас, вы зачем всё это сейчас мне рассказываете, я, можно сказать, стараюсь уже забыть, кто я такой, чтоб мне не обидно было дальше жить, а вы мне про папеньку вашего откровенничаете...

ЖЕНЩИНА. Да не про папеньку вовсе! Я тебе про Дмитрия Ивановича и про дочь его говорю! Про химика!

ЮНОША. Меня, мама, этот род занятий ну никак не влечёт, так что можете не утешать меня...

ЖЕНЩИНА. Тебе, Сашенька, стыдно должно быть — ведь ты сам с этой дамой впросак попал...

ЮНОША. Так кто же знал, что её Валерий Яковлевич затребует?!

ЖЕНЩИНА. А раз он её затребовал, так ты ему её и подсунь!

ЮНОША. Да я бы подсунул! Что я — подсовывать не умею, но ведь нет её — нет...

ЖЕНЩИНА. Ну как же нет, я ведь говорю тебе — тут неподалёку химик живёт с дочерью... Дмитрий Иванович...

ЮНОША. Дмитрий Иванович?..

ЖЕНЩИНА. Да, и Любовь Дмитриевна...

ЮНОША. Любовь Дмитриевна?

ЖЕНЩИНА. Ну да! Её-то мы дамой и сделаем, на время — пока Андрей не уедет...

ЮНОША. Как же мы её сделаем?..

ЖЕНЩИНА. Ты вот что, сиди тут, ну, как бы на солнышке, Андрея карауль, а я побегу в Боблово... Я с Дмитрием Ивановичем обо всём сама сговорюсь... и с Любовью Дмитриевной... И будет у нас к вечеру твоя Прекрасная Дама!

ЮНОША. К вечеру?

ЖЕНЩИНА. Ну, пока я туда, потом обратно, а потом уж мы все туда — как раз вечер и будет, а что — вечером любая дама прекрасной может показаться, так что в самый раз! Ну, гляди тут, Сашенька, ненадолго я тебя оставляю одного... для тебя всё делаю!

ЮНОША. Мама, вы меня простите... Я вас здесь ждать буду, с места не сойду!

Сцена вторая

Боблово. Большой каменный дом. Комната, служащая кабинетом хозяину дома. В комнате — строгий, из тёмного дерева диван, узкий прямоугольный стол, стул с высокой спинкой и сидящими низко подлокотниками; на полу — мягкий, с вьющейся шерстью ковёр, на стене — огромных размеров таблица химических элементов. Хозяин дома — Дмитрий Иванович — сидит на стуле посреди комнаты. На коленях он держит небольшой параллелепипедообразный каркас из железных прутьев, вокруг него, по всему ковру, разбросаны разных размеров кожаные пластины. На свешивающихся со стула ногах Дмитрия Ивановича болтаются позолоченные восточные тапки с загнутыми кверху носками, тапки то и дело слетают с ног, тогда Дмитрий Иванович тянется какой-нибудь ногой вниз, нащупывает тапок и надевает его... На ковре, среди пластин, ползает девушка в длинном модном платье; она подбирает то одну, то другую пластину и протягивает её Дмитрию Ивановичу, тот примеривает кожаную заготовку к железному каркасу и всякий раз недовольно отбрасывает её.