The Best - [38]

ЖЕНЩИНА. Какие?

ЮНОША. Он зеркал боится... не может в зеркало смотреться — боится, что его туда другой утащит и на его место выйдет...

ЖЕНЩИНА. О, чушь какая! Там никого нет, в зеркале! Это как, он и причёску поправить не может?

ЮНОША. Говорят, не может... и очень от этого страдает... Все, все талантливые люди страдают!

ЖЕНЩИНА. А ты как хотел?! Ты же с детства ничего тяжелее стулы не поднимал! Так оно всегда — от одного убыло, к другому прибыло, и наоборот!

ЮНОША. То есть вы хотите сказать, что от меня что-то убыло, да?! Вы опять мне несчастье хотите напророчить, мало вам моих страданий!

ЖЕНЩИНА. Да что же это, Сашенька, ну, успокойся! Ну, кто тебе что хочет?

ЮНОША. Вы!

ЖЕНЩИНА. Я?

ЮНОША. Вы! Вы! Вы!

ЖЕНЩИНА. Да, я же кроме добра...

ЮНОША. Да, а Сеню отослать хотите! А мне впечатления нужны!

ЖЕНЩИНА. Так кто же против...

ЮНОША. Вы! Вы! Вы!

ЖЕНЩИНА. Так я же не просто так его отослать хочу — он же... (Понижает голос, так, чтобы Сеня не услышал её слов.) Я ночью видела... Сеня-то наш платье женское надевает и бродит вокруг усадьбы... и знаешь, так странно — он не по прямой ходит, а вихляет... и платье белое в темноте светится!

ЮНОША. Вихляет?

ЖЕНЩИНА. Да...

ЮНОША. А вы что ж, слежку за ним устраиваете?

ЖЕНЩИНА. Нет, я просто... я сначала думала, он у меня платье берёт, к шифанере кинулась — всё на месте... странно, да?.. Где он тогда платье берёт?.. Лучше бы его отослать...

ЮНОША. Лучше всего, чтобы каждый занимался своими делами!

ЖЕНЩИНА. Мне кажется, я как раз занимаюсь своими делами...

ЮНОША. Да! Сами говорите, чтобы я ничего не боялся и тут же меня Сеней пугаете! А вы ведь как раз для другого мне нужны!

ЖЕНЩИНА. Для чего?

ЮНОША. Вы, мама, нужны для порядка, для правдоподобия, а то ведь я так и забуду, кто я и где я... Шахматово, завтраки, булочки, вы... — без этого всего мне никак нельзя... а главное, вы не должны сбивать моего вдохновения, чтобы я мог зреть свою Прекрасную Даму! И вы не должны мне мешать!

ЖЕНЩИНА. Ты что же, Сашенька, стихи пишешь... не про меня?

ЮНОША. Да, мама, не про вас! Вы у нас за столом... а стихи у меня вон где... (Показывает вдаль.) В шорохах белого платья... в закоулках... в полутьме...

ЖЕНЩИНА. Я, Сашенька, думала, что твои стихи... всё же как-то ко мне больше подходят... У меня есть одно белое платье, я его купила на Якиманке, никогда бы не подумала, что там могут продавать такое чудо, и знаешь, за сколько я его купила? Ну, угадай, угадай, ни за что не поверишь!

Юноша при этих словах начинает выть.

Гулять тебе надо, Саша, гулять... Гулять и уставать...

ЮНОША. А если просто уставать... не гуляя...

ЖЕНЩИНА. Как?

ЮНОША. Ну, вот, например, лежать на диване и уставать!

ЖЕНЩИНА. Не знаю, чем таким можно заниматься на диване, чтобы уставать! Это уже будет не лечение, а надувательство!

ЮНОША. Ну а вы, мама, вы — не надувательство, что ли?

ЖЕНЩИНА. Нет, Сашенька, я не надувательство, ведь я всё ж таки дама, а? Мама — дама, сын — поэт... мне всё же кажется, ты лукавишь, не хочешь сознаваться о твоём истинном вдохновении...

ЮНОША. Не хочу!

ЖЕНЩИНА. Ну, видишь, как мы с тобой друг друга хорошо понимаем...

ЮНОША. Да, понимаем, а ведь в стихах всё непонятно должно быть, безо всякой конкретики...

ЖЕНЩИНА. Непонятно?.. А ты тогда напиши про мой сон!

ЮНОША. Про сон?

ЖЕНЩИНА. Ну да, про мой сон... что я записала для тебя — ты ведь сам сказал, что там всё непонятно, так почему бы тебе не написать? Тут ведь можно и без конкретики обойтись, тут, видишь, главное — кобыла...

ЮНОША. Ну, понимаете, я ведь не видел сам этот сон... кобылу эту... Как же я её опишу?..

ЖЕНЩИНА. Так я же тебе говорю, что я была той кобылой, ты с меня и пиши!

ЮНОША. Но сейчас-то, мама, вы не кобыла...

ЖЕНЩИНА. Дай матери возможность побыть твоим вдохновением!..

ЮНОША. Ой, мама, вы если уж не Прекрасной Дамой, так хотя бы кобылой хотите в мою поэзию влезть...

Тут на веранду вбегает мужчина и начинает как-то странно выхаживать прямо перед юношей и женщиной. Выхаживая, мужчина сильно вытягивает вперёд свою грушевидную голову и шею, а спину и таз что есть силы оттопыривает назад. При этом мужчина то и дело бьёт правой ногой — словно копытом — о деревянный пол веранды, раздувает ноздри, выкатывает глаза и по-звериному порыкивает. Мужчина одет в очень тесный, не по размеру, костюмчик в крупную клетку; в руках он держит большой и потёртый кожаный чемодан. Волос на его голове мало, и те, что есть, сильно взъерошены. Все присутствующие на веранде с удивлением — а кое-кто и с ужасом — поглядывают на мужчину.

ЖЕНЩИНА. Это что же такое?..

МУЖЧИНА (продолжая выхаживать). Ах, ну не сидите же — вставайте! Будемте вместе галопировать!

ЮНОША (испуганно). Вы конь?..

МУЖЧИНА. Сами вы кони! (Останавливается, опускает чемодан на пол, подходит к столу, усаживается напротив юноши.) Это же был кентавр, кент-а-а-авр — понимаете, он примчался сюда с надеждой найти понимание, а вы сидите и ничего не понимаете... (Наливает себе чаю, пьёт.)

СЕНЯ. Ну почему же, я понял...

Юноша и женщина оборачиваются к Сене, долго смотрят на него, молчат. Лицо Сени начинает покрываться ярко-красным румянцем, он нервничает, громко сопит, вертит головой из стороны в сторону, стараясь укрыть лицо за длинными мандариновыми волосами.