The Best - [29]

АФРОАМЕРИКАНКА. Вы добрый...

НИКОЛАЙ. Нет, вы ошибаетесь...

АФРОАМЕРИКАНКА. Нет, вы добрый, я же вижу...

НИКОЛАЙ. Вы ничего не путаете, может, вместо слова «добрый» вы хотели сказать решительный, деловой... целеустремлённый?..

АФРОАМЕРИКАНКА. Нет, я хотела сказать, что вы добрый... прежде всего вы добрый! Да, да, да, не спорьте...

НИКОЛАЙ. Добрый... Хорошо... Я добрый... добрый и целеустремлённый — у меня есть цель, я должен избавиться вот от него... (Пинает тело, валяющееся перед скамейкой.) У меня есть цель, и я к ней устремлён...

АФРОАМЕРИКАНКА. Но это не мешает вам быть добрым, да... я же вижу...

В этот момент к скамейке нагло-деловито подходит мужчина, которого можно описать одним словом — мачо. Ко всем смыслам, которое несёт в себе это короткое мерзкое слово, этот мужчина прибавил ещё одно — мачо, это тот, от кого резко пахнет сладким японским парфюмом, типа Исси Миаки.

МАЧО. Ты чё здесь делаешь, чучело?! У тебя уже регистрацию объявили!..

АФРОАМЕРИКАНКА. Не ори на меня, не ори на меня, ты понял, ты!

МАЧО. А это кто?!

АФРОАМЕРИКАНКА. Не твоё дело!

МАЧО. Я тебя спрашиваю, кто это?!

АФРОАМЕРИКАНКА. Отстань от него, он просто прохожий!

МАЧО. Прохожие проходят, а этот сидит и треплется с тобой! Ты кто, э?

Мачо пинает Николая по ботинку, Николай делает вид, что всё в порядке и никто ни о чём его не спрашивает, — типичная реакция на хамство никогда не дравшихся людей.

АФРОАМЕРИКАНКА. Отстань от него, понял, если б не он, я бы вообще уже свалила, понял, и летай тогда сам, понял!

МАЧО. Чего?!!

АФРОАМЕРИКАНКА. Того!!!

МАЧО. Так, ну-ка, парень...

АФРОАМЕРИКАНКА. Отстань от него, я сказала! Этот человек, этот человек объяснил мне всё, понял!! Я готова, понял! Я готова лететь, но, если ты не отстанешь от него, я выблюю всё прямо тут, на тебя, и глотай тогда сам, понял! Глотай и вези свои вонючие резиновые шарики-контейнеры!!!

МАЧО. Ты чё, ты чё орёшь...

Мачо нервно озирается, резко подмигивает Николаю, которого, кстати, по-прежнему абсолютно не волнует грубый тон работодателя афроамериканки.

АФРОАМЕРИКАНКА. Я тебя предупредила, ты меня знаешь, ещё хоть слово...

МАЧО. Да ты..

АФРОАМЕРИКАНКА. Одно слово, и всё!! Я всё брошу, ты понял!!!

Мачо, скрипя зубами, молчит, разводит руками, афроамериканка собирается уходить.

АФРОАМЕРИКАНКА. Ещё раз спасибо вам за всё!

НИКОЛАЙ. Да... пожалуйста...

АФРОАМЕРИКАНКА. Не знаю, как я себя сейчас буду чувствовать... там... в небе... но хотя бы первые полчаса... первые полчаса я буду думать о вас, и мне будет не так страшно... до свидания...

НИКОЛАЙ. Да... всего хорошего вам...

Афроамериканка нервно зыркает на мачо, уходит. Мачо медленно подходит к Николаю, наклоняется прямо к его лицу, начинает медленно, нараспев произносить слова, похожие на заклинания шамана, который кодирует своего собеседника нужной информацией.

МАЧО. Когда я служил на Кубе — я служил на Кубе, я был водителем машин, больших грузовых машин, которые развозили ракеты с атомными боеголовками, когда я служил на Кубе, я развозил ракеты с атомными боеголовками, а после отбоя я ездил к кубинским женщинам в посёлок, они отдавались нам за цветные тесёмочки, метр тесёмочек — час, два метра — два часа. Когда я после отбоя набирал тесёмочки и ехал к кубинским женщинам в посёлок, чтобы они мне отдались, я брал машину, на которой до отбоя развозил по Острову свободы атомные боеголовки, развозил, вихляя, чтобы со спутника не смогли вычислить местонахождение атомных боеголовок, которыми кишел Остров свободы. Когда же я ездил в посёлок, мне опять нужно было вихлять, потому что, даже несмотря на то, что дорога лежала по прямой, в кузове у меня было полно атомных боеголовок, и я ехал, вихляя, по прямой, через джунгли — я ехал по прямой, вихляя, через джунгли, к кубинским женщинам с тесёмочкой после отбоя и представлял, как они будут мне отдаваться, и об кузов тамтамами стучались боеголовки, потому что машины на ночь не разгружали, ведь вдруг ночью их бы пришлось поперемещать, вихляя, по Острову свободы, чтобы не засекли спутники. Я ехал и давил пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, а на следующий день там вырастали новые пальмы, и мне снова приходилось продираться сквозь джунгли с моими тесёмочками и атомными боеголовками, и когда я приезжал в посёлок, я разряжал боеголовки на все пятнадцать метров моих тесёмочек, и кубинские дети просили у меня порулить грузовиком, пока я разряжался с их маммами...

НИКОЛАЙ (бормочет как заворожённый). Мма... мма... мми...

МАЧО. ...и я разрешал кубинским детям порулить моим грузовиком с атомными боеголовками, и пока кто-то чужой давил моим грузовиком пальмы, образовывая новые просеки в кубинских джунглях, я образовывал новые просеки в кубинских маммах, и одну из таких мамм я привёз с собой...

Неожиданно Николай выходит из ступора.

НИКОЛАЙ. А дети?..

МАЧО. Что дети?

НИКОЛАЙ. Ну, когда вы давали им порулить... вы им объясняли, что надо вихлять, иначе спутники засекут, ведь в конечном счёте, я слышал, Карибский кризис... спутники, американские спутники засекли атомные боеголовки на Острове свободы, это, наверное, потому, что вы забывали объяснять детям, что надо вихлять?..