The bad еврей - [15]

Шрифт
Интервал

Вообще-то никакого ноу-хау. Советские черно-белые «Хроники дня», где уже тревожная музыка и мрачный ударный первый кадр давали советскому зрителю, получающему порцию политвоспитания перед вожделенным кинофильмом, понять, что он сейчас переступит невидимую границу между сверкающими всеми колхозными красками бодрыми ежедневными заботами тружеников полей и беспросветной тьмой, окружающей каждый неверный шаг рабочего человека в беспощадном мире капитала.

Этих ребят, я о большинстве израильских и американских русскоязычных журналистов и комментаторов, учили, очевидно, еще в нашем совке, или они уже там, на месте, учились у тех, кто впаривал нам идеи о самом справедливом в мире государстве этих святых новой эпохи - рабочих и крестьян. А может, это идея пропаганды сама обладает формой, которая штампует пропагандистов без различения того, что, собственно говоря, пропагандируется? Хотя достижения современной рекламы вроде бы развивают более тонкий язык продажи ненужного, превращая его в остро необходимое? Но это ненужное, типа мыла красной линии для нежного влагалища, а вот если продается нужное и требуемое, типа самообмана, может, тонкость здесь ни к чему?

Именно последнее подозрение – о ненужности тонкости и ее избыточности – начинает, как пепел Клааса, стучать дятлом в сердце, когда вы пытаетесь дифференцировать ту аудиторию, к которой и обращается русское телевидение в Америке, описывая арабо-израильское противостояние. Ведь вот автор (это я о себе, глупом) излишне поспешно взялся описывать столь разнообразное русское комьюнити, но описывает его, надо сказать, по-советски, как снежный ком, где ни лиц, ни морд не разобрать. А ведь это люди – разные, с противоречивым опытом, стремлениями и убеждениями. Разве можно так, под одну грязную гребенку торопливого публициста?

У нас есть возможность познакомиться со статистическим портретом той среды, которую я осмелился живописать. Один из центральных русскоязычных телеканалов в Америке, а именно RTVi, в своих ежедневных программах вечерних новостей проводит опросы своих телезрителей, и эти опросы, мне кажется, вполне репрезентативны, так как цифры голосующих «за» или «против» повторяются с удивительным постоянством на протяжении недель, месяцев и лет. Кстати замечу, что, если не говорить о показе Израиля, где разницу между RTVI и вторым русским телеканалом - RTN обнаружить трудно, то в смысле других новостей, то есть событий в Америке, в России и так далее, RTVi на голову превосходит RTN, так как в нем работают бывшие корреспонденты бывшего НТВ; и хотя это не обязательно гарантия качества и беспристрастности, но об определенном уровне профессионализма говорить можно.

Итак, опросы на RTVi и физиономия русской общины в ответах на них. Беру относительно свежие данные. «Можно ли разговаривать с нынешним руководством Ирана на языке дипломатии?». «За» - чуть больше 6 процентов, «против» (то есть воевать, бомбить и срочно) больше 93. Подоплека понятна: Барак Обама объявил, что будет стараться договорится с Ираном и сделал уже несколько шагов по уменьшению пропасти между исламом и Западом, а Израиль давно хочет Иран с его ядерными амбициями разнести в клочья к хуям, но ему Америка не разрешает.

«Какие суды должны судить подозреваемых в терроризме?». «Гражданские» – 3 процента, «военные» - 97. Речь идет о том, закрывать ли тюрьму в Гуантанамо и как вообще относиться к пыткам? Российская община считает само обвинение в терроризме доказательством не только преступности обвиняемого, но и его бесчеловечной природы, по отношению к которой никакие юридические тонкости невозможны: бить, пытать каленым железом и скрывать все это от общественности. Имея в виду, что это говорят потомки или родственники жертв Холокоста, мнения впечатляют.

Вот опрос по сути дела на ту же тему: «Как оценивать применение пыток подозреваемых в терроризме?». «Неспровоцированная жестокость» – 9 процентов, «следственная необходимость» - 91. Попытка не пытка, а пытка не попытка.

«Считаете ли вы, что президент Обама прав, когда утверждает, что существование тюрьмы в Гуантанамо способствует развитию терроризма?». «Да» - 5 процентов, нет - «95».

«Должен ли Израиль прекратить строительство поселений на оккупированных им территориях?». «Да» - чуть более 10 процентов, «нет» - чуть менее 90.

Скажу, у меня просто гордость растет за весь, так сказать, российский народ: как Путин не мордует общественное мнение, а все равно больше 70-80 процентов на свое мракобесие, типа войны с Грузией, не собирает. Или не решается показать. А тут прямо махровый Иосиф Виссарионович какой-то – 91, 95, 97 процентов, и все, как один, грозные еврейские мстители. Я, надо сказать, искал тех, кто попадает в этих самые 3, 5, 7 процентов, то есть не готовых на мракобесие и пытки противников, но пока нашел только троих. Наверное, плохо искал. Одна - моя двоюродная сестра в соседнем с Массачусетсом штате Род Айленд: вполне вменяемая, преподает русский в местном университете, голосовала за Обаму, что такое промывание мозгов эмигрантам – понимает; она хотя и еврейка, но крестилась в протестантскую веру, кажется, в Италии, и здесь ходит в церковь юниатов. Другая моя приятельница – тоже еврейка, но уже лет двадцать как монашка в православном монастыре в Джорданвилле. И еще один приятель, бывший некогда ответственным секретарем моего журнала «Вестник новой литературы», никакой не еврей, живет в Атланте, попав туда по рабочей визе.


Еще от автора Михаил Юрьевич Берг
Письмо президенту

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вечный жид

Н. Тамарченко: "…роман Михаила Берга, будучи по всем признакам «ироническим дискурсом», одновременно рассчитан и на безусловно серьезное восприятие. Так же, как, например, серьезности проблем, обсуждавшихся в «Евгении Онегине», ничуть не препятствовало то обстоятельство, что роман о героях был у Пушкина одновременно и «романом о романе».…в романе «Вечный жид», как свидетельствуют и эпиграф из Тертуллиана, и название, в первую очередь ставится и художественно разрешается не вопрос о достоверности художественного вымысла, а вопрос о реальности Христа и его значении для человека и человечества".


Дет(ф)ектив

Этот роман, первоначально названный «Последний роман», я написал в более чем смутную для меня эпоху начала 1990-х и тогда же опубликовал в журнале «Волга».Андрей Немзер: «Опусы такого сорта выполняют чрезвычайно полезную санитарную функцию: прочищают мозги и страхуют от, казалось бы, непобедимого снобизма. Обозреватель „Сегодня“ много лет бравировал своим скептическим отношением к одному из несомненных классиков XX века. Прочитав роман, опубликованный „в волжском журнале с синей волной на обложке“ (интертекстуальность! автометаописание! моделирование контекста! ура, ура! — закричали тут швамбраны все), обозреватель понял, сколь нелепо он выглядел».


Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе

В этой книге литература исследуется как поле конкурентной борьбы, а писательские стратегии как модели игры, предлагаемой читателю с тем, чтобы он мог выиграть, повысив свой социальный статус и уровень психологической устойчивости. Выделяя период между кризисом реализма (60-е годы) и кризисом постмодернизма (90-е), в течение которого специфическим образом менялось положение литературы и ее взаимоотношения с властью, автор ставит вопрос о присвоении и перераспределении ценностей в литературе. Участие читателя в этой процедуре наделяет литературу различными видами власти; эта власть не ограничивается эстетикой, правовой сферой и механизмами принуждения, а использует силу культурных, национальных, сексуальных стереотипов, норм и т. д.http://fb2.traumlibrary.net.


Веревочная лестница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Несчастная дуэль

Д.А. Пригов: "Из всей плеяды литераторов, стремительно объявившихся из неведомого андерграунда на всеообщее обозрение, Михаил Юрьевич Берг, пожалуй, самый добротный. Ему можно доверять… Будучи в этой плеяде практически единственым ленинградским прозаиком, он в бурях и натисках постмодернистских игр и эпатажей, которым он не чужд и сам, смог сохранить традиционные петербургские темы и культурные пристрастия, придающие его прозе выпуклость скульптуры и устойчивость монумента".


Рекомендуем почитать
Такая женщина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Белый человек

В городе появляется новое лицо: загадочный белый человек. Пейл Арсин — альбинос. Люди относятся к нему настороженно. Его появление совпадает с убийством девочки. В Приюте уже много лет не происходило ничего подобного, и Пейлу нужно убедить целый город, что цвет волос и кожи не делает человека преступником. Роман «Белый человек» — история о толерантности, отношении к меньшинствам и социальной справедливости. Категорически не рекомендуется впечатлительным читателям и любителям счастливых финалов.


Бес искусства. Невероятная история одного арт-проекта

Кто продал искромсанный холст за три миллиона фунтов? Кто использовал мертвых зайцев и живых койотов в качестве материала для своих перформансов? Кто нарушил покой жителей уральского города, устроив у них под окнами новую культурную столицу России? Не знаете? Послушайте, да вы вообще ничего не знаете о современном искусстве! Эта книга даст вам возможность ликвидировать столь досадный пробел. Титанические аферы, шизофренические проекты, картины ада, а также блестящая лекция о том, куда же за сто лет приплыл пароход современности, – в сатирической дьяволиаде, написанной очень серьезным профессором-филологом. А началось все с того, что ясным мартовским утром 2009 года в тихий город Прыжовск прибыл голубоглазый галерист Кондрат Евсеевич Синькин, а за ним потянулись и лучшие силы актуального искусства.


Девочка и мальчик

Семейная драма, написанная жестко, откровенно, безвыходно, заставляющая вспомнить кинематограф Бергмана. Мужчина слишком молод и занимается карьерой, а женщина отчаянно хочет детей и уже томится этим желанием, уже разрушает их союз. Наконец любимый решается: боится потерять ее. И когда всё (но совсем непросто) получается, рождаются близнецы – раньше срока. Жизнь семьи, полная напряженного ожидания и измученных надежд, продолжается в больнице. Пока не случается страшное… Это пронзительная и откровенная книга о счастье – и бесконечности боли, и неотменимости вины.


Последняя лошадь

Книга, которую вы держите в руках – о Любви, о величии человеческого духа, о самоотверженности в минуту опасности и о многом другом, что реально существует в нашей жизни. Читателей ждёт встреча с удивительным миром цирка, его жизнью, людьми, бытом. Писатель использовал рисунки с натуры. Здесь нет выдумки, а если и есть, то совсем немного. «Последняя лошадь» является своеобразным продолжением ранее написанной повести «Сердце в опилках». Действие происходит в конце восьмидесятых годов прошлого столетия. Основными героями повествования снова будут Пашка Жарких, Валентина, Захарыч и другие.


Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.