Тетрадь третья - [9]

* * *

(Немножко раньше, сентябрь, трактор)

— Как же он уехал? Он же знал, что я его не пустил бы! Привязал бы веревку — и он бы остался. (1-го сент<ября> 1929 г. Мур на тракторе — большая карточка, 4 г. 7 мес. ровно, — 7-го — с рабочим. NB! эту карточку я потом выдала Д. М<ирскому>[55] за Б. П. (на одной рабочий был с семьей, без Мура) и тот — поверил, только удивился на жену — очень уж простую.)

— Останавливайтесь! Останавливайтесь! Я Вам скажу слова, к<отор>ые мальчик сказал своей сестре. Тогда они поймут, что у меня трактора больше нет! (В слезах) — Может быть он только так пошутил? — Если я ночью услышу большой шум, я проснусь, разбужу всех, забью в барабан, подойду к окну…

* * *

Подаренного в утешение большого заводного настоящего «трактора» — модели Рено — не игрушки, а модели — лакированного, зеленого, самоповорачивающегося — не полюбил (и поэтому не сломал! до сих пор стоит) — никогда.

Бездарность этого подарка и одарённость этой нелюбви. Я поступила как классическая «maman» из детской книжки 100 лет назад, а он — как ребенок всех времен.

* * *

Я — Муру: — Почему взрослые так много шутят?

— Потому что они удовольствие хочут сделать маленьким.

* * *

— Мама! Почему мясо в фартуке? Оно же не человек.

* * *

Мама, а мясо в человеке — hâché[56] или бифштекс?

(NB! Из памяти, но где-то записано, и многое еще, разыскать и вписать.)

* * *

Вчера, после 2-ой прививки — необычайная нежность, ласковость.

— Мур? Почему ты такой ласковый?

— От любви и от еды.

* * *

— Какие всё глупости… (С расстановкой) В Италии — шкилеты, в Германии — людоеды… (отзвук Дюссельдорфского вампира, о к<отор>ом говорят.)

* * *

— Я не сирот.

* * *

— Почему у этого шкилета нет глазóв?

— Папа, а у докторши в комнате был шкилет.

— А кто еще там был?

— Еще один мужчина.

* * *

— Если петь чорту священную песню — он станет священником?

* * *

с’рукавка (т. е. обратное безрукавке, куртка с рукавами)

* * *

18/31-го июля 1929 г. (случайно не вписано раньше) — собственноручное письмо — в воздух — Мура

— Лелик! Я тебе письмо написал, а мама тебя проявляет. Моя бумага очень плохая, я хотел хорошую взять, но не смог. Имянины были мамины, но кончились.

* * *

5/18-го сент<ября> 1929 г. (Алин день рождения)

Мур, глядя на аэроплан, неустанно, с громким треском кружащий над парком:

— Он — небо чинит?

(Небесный «трактор»)

* * *

— Папа! Я так рисую, что ни в сказке сказать, ни пером не описать! (Сам с собой) — Что это? Крыло? — Нет! — Это лодочка едет с парусом. — Очень красиво! — Красивый цвет!

(NB! Страсть к рисованию — осталась. Рисует — замечательно, но только гротеск. Призвание.)

* * *

Я: — «И стал медведь под столом заводить свою песню…»

— Чем? У него граммофон был?

* * *

— Мама! что такое политицкое привидение?

Я, не задумываясь: — Керенский.

* * *

— Мама, хрестоматия — святая?

Я, не успев понять: — Почему?

— Христо — матия. (матия — мать)

* * *

Мурины стихи:

Я пойду, милый друг,

На войну всех убивать.

Помоги, милый друг,

На войне всех убивать.

Прости, милый друг,

Я тебя убью сейчас

Вот та-та — та-та — та-та —

Вот хорошая стиха!

(Нет, не стихá, а лучше война!)

* * *

— Я мерию — сколько пудов красоты?

(т. е. вешу)

* * *

(20 — 21-го сентября 1929 г., Мёдон)

* * *

Мур — 29-го Окт<ября> 1929 г.

— Я десять пудов съем вкусного!

* * *

Я: — Каждому по половинке, нас как раз, четверо.

Мур: — А я — сколько?

* * *

Але, на прогулке: — Аля! Почему только одно воскресенье — и столько понедельников и вторников?

* * *

— Нараспев, 2-го ноября 1929 г.

— Мама! Где Вы?

Лук и стрелы…

* * *

— Вылейте на папу!

(что — неизвестно. Такова запись.)

* * *

— Пекить или пекуть?

(вместо: печь, глагол)

* * *

В лесу, сося конфету:

— Мама! Эта конфета — навсегда! Никогда! Даже когда в горы поеду не кончится! Потому что она стеклянная.

* * *

Оставается.

* * *

Из далекá войны.

* * *

Мур наконец упавший в ванну:

— Я встал на лапу и стал глядеть в ванну — нет ли там какой-нб. грязинки. И вдруг упал.

* * *

(Скрюченный хребет, боль в животе, страх, доктор, — старый доктор — русский — психиатр.)

Он — д<окто>ру: — Теперь всё кончилось: и горло (!) кончилось, и спина кончилась, и живот кончился… Сначала у меня горло болело!

Д<окто>р: — Ну, про горло — в другой раз…

— Потому что я свалился в ванну. Я часто стоял, но мне всегда трактор помогал, подавал силу — и я не падал.

— Какой трактор?

— А на горе — на Avenue Jeanne d’Arc. — А теперь мне трактор не помог — и я свалился…

Выстукиванье, выслушиванье. — Здесь не болит? Так не болит? А здесь?

— Нигде не болит, п. ч. ко мне сейчас сила пришла — из трактора — в спину.

Д<окто>р выйдя и рассказывая о том, что есть (растяжение мышц) и быть могло бы —

— Ему нужно дать валерьянки — он видно вообще очень нервный мальчик.

Я: — Говорун.

— Да, а что это за трактор такой?

— Трамбовка. Увидел и влюбился. Полгода ни о чем другом не говорит.

— А с этим трактором — что-то уж вроде мании.

— Любовь.

— Да, да, вроде мании. Очень любопытно — что он о нем говорил…

(Для психиатра — aubaine![57])

* * *

— Царь-Салтан не любил зверей?

— Почему?

— У него ведь сын был — лягушонок, мышонок. Это ведь так приятно.

* * *

Я: Сонный киргиз…

Конный тайгиз…

(Тайгиз — узкая тропа в тайге.)

* * *

Мурины стихи: