Тетрадь первая - [60]

(NB! Севастополь: его рассказ. Чувства — м. б. о моих к нему в связи с его рассказом. (NB! Я и по сей день способна любить человека «за Севастополь».) Господи, научи — его, конечно (меня, пожалуй — разучи!). Посл<едняя> фр<аза>, очевидно, обо мне: как я его, и не любя, сердечно удерживала (NB! любила бы — не удерживала бы!). И уже явно к нему:)

Ваше прошлое, к<оторо>го я не знаю, для меня — клад. Вы пришли ко мне богатым — хотя бы страданиями, к<отор>ые вызывали! унизанный, как жемчугами — слезами оставленных. Пусть всё это не так было, я иначе — не увижу!

* * *

Дно Оврага: варианты:

С койки затхлой

Ночь по каплям

Пить — другую поищи!

Тьма — без пятен,

Дождь — бесплатен,

Смерть беспошлинна в ночи.

* * *

Я вечность знала в чаду часов,

В распутице чувств и стрелок.

           : песок

В песочнице — слишком мелок!

* * *

Когда ж поедем?

* * *

В Бессмертье что час — то поезд!

* * *

К тому же:

Для меня одиночество — временами — единственная возможность познать другого, прямая необходимость. Помните, что я Вам говорила: окунать внутрь и так глядеть. Так Вас сейчас окунаю. И гляжу. И вижу. Моя задача (о, у Вас тоже есть своя!) доказать Вам нищету мира вещественного: наглядных доказательств. Знаете, иногда я думаю: ведь я о Вас почти дословно могу сказать то, что говорила о Казанове: — «Блестящий ум, воображение, горячая жизнь сердца — и полное отсутствие души». (Раз душа не непрерывное присутствие, она — отсутствие.) Душа это не страсть, это непрерывность боли.

* * *

(Так Поликсена, узрев Ахейца [208] — 12 bis сент<ября> [209] 1923 г.)

* * *

Женщины Трои:

Елена — пустое место красоты

Кассандра — видящая

Поликсена — страсть к врагу

Андромаха — вдова Гектора, мать

Пенфезилея — любовь-ненависть

Ифигения — смерть за Грецию

Энона — жена Париса, ненависть до гроба

— и все, кроме первой и последней — я.

* * *

Вотще ожидают на том краю

Подруги, в лепете трав забвенных…

Вверяюсь, теряюсь — и вновь пою

Презренную — и прекрасную бренность!

* * *

Подруги! Милые! Раньше тьмы

Ушедшие!

        за те холмы

Зашедшие — раньше солнца!

* * *

Пограничный холм.

* * *

Граница — или страница?

* * *

И вот, опустив ресницы,

Гадаю: бешеных дней моих

Граница — или страница?

* * *

Не в первый раз — не в последний раз?

* * *

Аллеи последняя алость.

* * *

(Как та чахоточная что в ночь [210] — 15-го сент<ября> 1923 г.)

* * *

Стою, гадаю: канун? конец?

* * *

Нищий и вечный жест

* * *

Не крепость: брать не надо штурмом!

БЮЛЛЕТЕНЬ БОЛЕЗНИ

(с трудом обнаруженный в тощей синей тетрадочке в несколько листков — так легко могшей пропасть!)

* * *

Пока я буду говорить — о Ваших стихах или о Вас самом: — «Нет, не так, так не надо» — всё хорошо: под всеми этими нет — одно сплошное да. Когда же начнется: «Да, да, правильно, очень-хорошо, совершенно-верно» — всё поздно, ибо под всеми этими да — одно сплошное-безнадежное! — НЕТ.

* * *

(В первом — сосредоточенное внимание, страстная жажда правды — своей и чужой — исхищренное и напряженное проникновение в другого — проникновение слухом — неустанная проверка высокой меры — ничего не спустить как поэме! вся надежда, вся вера, вся ставка на подлинник, вся непомерность требования от другого как от себя.

Во втором: снисхождение, высокомерие, усталость, равнодушие, двое-душие, без-душие.

В первом: tout à gagner [211].

Во втором: rien à perdre [212].

— по-русски: всё равно провалилось! —)

* * *

Присылайте мне все вырезки Ваших статей, — я газет не читаю: одним видом брезгую! — Вас я читаю и чту. Вы для меня не газета, а книга, — почти что белая (м. б. очень черная: горе: NB! мое от Вас — в будущем). Мне это важно как встреча с Вами вне Вас и меня, как Вы — и мир. Много ли Вы в газетах лжете? (Иного они и не заслуживают.) Прочувствую Вас и сквозь ложь.

* * *

Стихи сбываются. Поэтому их не все пишу.

* * *

Перечтите, если не лень, в Ремесле «Сугробы».

…И не оглянется

Жизнь крутобровая!

Здесь нет свиданьица,

Здесь только проводы… [213]

Писано было в полном разгаре дружбы, на прямой дороге схождения, по которой шли (шлось) гигантскими шагами — целыми телеграфными столбами, положенными вдоль! — …а ведь вышло, сбылось. В час разминовения я бы иначе не написала.

Я знаю это помимовольное наколдовыванье — почти всегда бед! Но, слава Богу, — себе! Я не себя боюсь, я своих стихов боюсь.

* * *

Книги и люди ничего не открыли мне кроме моей безмерной возможности любить: Готовности служить.

* * *

Так, начав с: «Я привыкла к Вашим письмам», я пожалуй кончу это письмо (когда??) — «Я отвыкла без Ваших писем».

* * *

Как странно, что пространство (т. е. вся свобода между двумя) — стена, в которую ломишься.

* * *

2-го

Когда люди, сталкиваясь со мной на час, ужасаются тем размером чувств, которые во мне вызывают, они делают тройную ошибку: не они — не во мне — не размеры. Просто: безмерность, встающая на пути. И они может быть правы в одном только: в чувстве ужаса.

* * *

4-го

Я вольна была бы скрыть от Вас эту скуку — раз письмо есть и она прошла (NB! не послать Вам письма!). Но — не хочу. Сумейте вместить. — Или Вы из тех, кто «привыкает», «избаловывается»?.. (Хорошую собаку — не забалуешь.)