Терри на ограде - [12]
Справа раздался торжествующий крик — это самый высокий из четверых преследователей поравнялся с Терри, только правее, метрах в двадцати; он бежал наперерез, чтобы не пропустить беглеца к дороге, и Терри понял, что проиграл.
— Он твой, Мики!
— Вали его!
— Огрей его!
Голоса раздавались сзади, совсем недалеко, и Терри понял: попался. Не то что он спешил признать себя побежденным, нет, но это ясно как день. Как же теперь быть? Остановиться и поднять руки? Стукнуть кого-нибудь из этих остолопов по башке? Наподдать ногой в живот? Терри знал: когда за кем гонятся, он вряд ли остановится и станет драться, если его еще не загнали в угол, пока жертву отделяет от преследователя хоть шаг, надо бежать. Словно заяц, которого «ведут по-зрячему» гончие, в безотчетном стремлении оттянуть миг расправы Терри вдруг метнулся в другую сторону. Круто свернул влево и обратно к лощине, а ноги теперь болели нестерпимо, и дышал он тяжело, хрипло, как загнанный зверь. В первое мгновение гроза ему помогла. В такой ливень по ровной пустоши бежишь, пригнув голову, то и дело зажмуриваясь, и, когда Терри неожиданно изменил направление, это дало ему хоть крохотный, а все-таки выигрыш времени.
— Наперерез, вы, недоумки! — заорал долговязый Мик.
Но остальные потеряли эти несколько секунд, и рывок Терри к лощине помог ему опередить их еще на шаг-другой.
До лощины было теперь метров восемьдесят. На что он надеялся, когда свернул, что станет делать, добежав, об этом перепуганный Терри не подумал. Спрятаться в лощине негде, а бежать гораздо трудней, чем по ровной пустоши. Лощина может привести только в квартал доков, на вражескую территорию; ведь нет ни малейшей надежды взобраться по крутому дальнему склону, который вывел бы на безопасные улицы. Но он все равно бежал. Только и оставалось бежать или сдаться.
Подумалось было, что удастся без помехи ускользнуть, но он забыл про Леса, и, когда уже совсем без сил, словно скаковая лошадь у финиша трехкилометровых скачек, он мысленно подгонял себя на последнем отрезке ровной пустоши, из-за стены дождя, скрывающей эстраду, на него надвинулась сгорбленная фигура. Лес походил сейчас на древнего пещерного человека, который охотится за раненым оленем, — протянул длинные руки, пригнулся, выпятил нижнюю челюсть. Он не орал. Угроза была в самом его молчании. Он несся наперерез беглецу, тяжелые башмаки яростно шлепали по мокрой траве. Бросок должен быть быстр и внезапен — как укус змеи, как высунувшийся язык мухоловки, как резкий нажим на курок. Вот он уже рядом, руки протянуты — сейчас схватят, глаза выпучены, рот злобно ощерен. Но у жертвы оставалась еще одна, последняя возможность. Даже если это не удастся, можно еще раз попробовать метнуться в сторону, в последний раз уклониться… Длинные пальцы стиснули плечи, Терри сжался, движением матадора метнулся влево; пальцы, ухватившие его за плечи, лишились опоры, соскользнули с мокрого шелка, и охотника пронесло на метр дальше дичи. Быстрей быка повернулся он, готовый к новому броску, но с трудом удержал равновесие, темп был утерян, и Терри успел добежать до спуска в лощину.
Он уже ничего не загадывал наперед, просто бежал. Просто несся вниз по склону, и в душе теплилась жалкая надежда, что там, внизу, его поджидают мама, папа и двое-трое полицейских — только тогда и придет конец этому ужасу. Промах Леса, казалось, придал сил его ногам, крутой склон притягивал его, и он, не колеблясь, кинулся вниз. И тут в мозгу вдруг вспыхнули слова, некогда услышанные от дяди Чарли: «Быстрей всего бежать вниз, как бегают гурки. Они малорослые, но быстрые, как пуля. Они с горы бегут совсем не как мы, — мы-то держимся прямо, столбом, а гурка нет, гурка бежит, наклонясь вперед, чуть не вдвое сгибается. Оттого скорость невероятная…» Тогда Терри прикинул в уме и решил — так невозможно, он-то бегал по склону этой самой лощины, откинувшись назад, притормаживая ногами, чтоб не шлепнуться, не покатиться кувырком. Казалось, по-другому и невозможно. Но, похоже, сейчас самое время попробовать. Сзади топает, сопит преследователь, сейчас за любую соломинку ухватишься. Терять нечего. Впереди открывался неровный крутой склон, и все же Терри пригнулся, точно самолет, готовый спикировать, перед глазами замелькали намокшие джинсы, хлюпающие туфли, а в голове одно: вперед, вниз! Кажется, сработало. Он несся с немыслимой скоростью, но оттого, что пригнулся, все же сохранял равновесие. Оказалось, так легче, чем он думал, и гораздо быстрей — тяжелого дыхания Леса больше не слышно, только издалека донесся крик:
— Давайте сюда, он здесь!
С той минуты, как ему перерезали путь по ровной пустоши, впервые мелькнула надежда, что удастся спастись.
Новая вспышка молнии опалила лощину. Слишком поздно: прямо перед ним — уже не свернешь — вдруг из завесы дождя вынырнул большой куст, ощетиненный мокрыми, блеснувшими в свете молнии колючками. Уже не остановиться. При такой бешеной скорости сделать можно только одно, и подумать об этом тоже нет времени. Оттолкнувшись ногой, Терри подпрыгнул, на одном перепуге уверенно взлетел над колючей помехой. А ноги продолжали бежать, руки раскинулись крыльями, удерживали его в равновесии, и внутри ёкнуло, будто прыгнул с верхней ступени купальни. Казалось, он повис в воздухе и куст медленно проплывает под ним. Но тело наклонилось вперед, и Терри вдруг понял, что приземлится на четвереньки. О черт! Прямо за кустом, как раз там, где предстоит опуститься, — каменистая впадина, предательски неровная почва. Вниз! Отчетливо видные, навстречу летят струящиеся по оврагу ручейки земли, скользкий камень. Сперва он ударился и заскользил по размякшей земле ладонями, потом носками туфель и наконец грохнулся грудью, будто совершивший вынужденную посадку самолет, когда заело шасси. При ударе воздух выбило из груди, ее сжал острый обруч боли. Терри громко вскрикнул. Но тут же стукнулся лбом о большой гладкий камень, торчащий сбоку, опять вспышка света — то ли молния, то ли это у него в голове, не разобрать — и тьма.
