Тернарная логика в отдельно взятом дворце - [9]

— Какого ещё бобра? — послышался шамкающий строгий голос с лестницы.

На ступенях стояла Принцесса, в длинной ночной рубашке напоминавшая привидение. Без макияжа и парика, с залысинами на седой голове, с гневным взглядом и со свечой в руке, мама Асканио представляла устрашающее зрелище.

— Mamma mia! — заорал Маттео и, бросив свою ношу, максимально быстро для своего возраста удрал из дворца.

— Старый хмырь, — выругался Пеппино, а затем подумал про себя: «Это же женщина-мечта, подобная прекрасному увядающему цветку. Ведь женщины — как вино, чем старее, тем качественнее. Да и терпкость у них с годами повышается…»

— Ваше высочество! — громко воскликнул Пеппино. — Мы поймали бобра на шубу, куда отнести?

— Никуда, я должна взглянуть! — громко ответила старушка, спускаясь по лестнице и бросая гневные взгляды на сына. Асканио при виде матери быстро снял парик с головы и прикрыл просвечивающее сквозь рубаху причинное место, густо покраснев от стыда и одновременно синея от холода.

— Почему в таком виде?! Весь синий уже, идиот! Не хватало на тебя потом заморские лекарства тратить! А ну марш в тёплую ванну! Пеппино, проследи за этим чудовищем и отчитайся мне!

— Слушаюсь и повинуюсь, о госпожа, — смиренно ответил Пеппино. — Пойдёмте, мой синьор, я приготовлю вам такую ванну, после которой вы себя не узнаете! — с подозрительной улыбкой пообещал Пеппино, схватив принца за локоть и утянув в ванную комнату.

Стены комнаты были из белого мрамора, а пол и потолок — зеркальными. Пеппино очень любил посещать это место вместе с Принцессой, где помогал прекрасной старушке наносить маску на «три волосины» либо делать массаж, нежно и чувственно скользя руками по дряблой коже Принцессы.

Вздохнув по этим приятным процедурам, Пеппино отдал приказ слугам наполнить ванну.

В дальнем углу стояла просторная мраморная ванна овальной формы, в которой вполне могли поместиться двое. «Каролине непременно понравится здесь. Со мной», — подумал Пеппино и достал из кармана склянку с какой-то белой жидкостью.

— Смотрите, синьор, какое чудесное снадобье приобрёл я у восточного купца, — Пеппино показал пузырёк принцу.

— Что за дрянь? Ты доброго не принесёшь? Да и, кстати, про каких бобров ты там матушке вещал? В мешке же дочь императора или опять наврал? — Асканио медленно погрузился в тёплую воду, и неземное блаженство отразилось на его лице.

— Ах, что вы! Это сущее чудо — молоко горного козла. Повышает настроение и потенцию в десятки раз. Маттео пользовался, говорит, даже у него встал после одной процедуры, а что уж говорить о вас!

«Хы, я же не буду ему говорить, что Маттео никакой не „виртуоз“, просто придурок, вообразивший себя таковым, ибо не все дома!»

— А бобры… — продолжал Пеппино. — Что ж, это всего лишь шутка, я хотел преподнести сюрприз вашей матушке.

— Ну, давай своё козоко морного гозла! Тьфу, господи, молоко горного козла! И учти, если про бобров — правда, сам их целовать будешь.

«Нет уж, увольте, Маттео как-то раз целовался с самкой выдры, говорит — не понравилось! Тиной воняет!»

Принц вырвал из рук Пеппино пузырёк и весь без остатка выплеснул в ванну.

«Ах-ах-ах! — смеялся про себя Пеппино. — Что за дурак, поверил! В эффекте можно не сомневаться, у этой гориллы от стакана воды поднимется! А уж тем более, от белой краски с клеем. Неделю теперь не отмоется! Га-га-га!»

— Вам потереть спинку, синьор? — заискивающе пропел Пеппино, бросив взгляд на стоявшую в углу швабру.

— Да, и не переусердствуй, у меня кожа тонкая и нежная, не то что у бродяг всяких дворовых. Что уставился? Три давай и молоко козла втереть можешь, хочу бодрость во всем теле.

«Самонадеянный кретин!», — выругался про себя Пеппино и, незаметно открутив щётку от швабры, окунул её в ведро с грязной водой и осторожно начал тереть ею волосатую спину принца. Которая, однако, уже успела заметно побелеть от краски.

«Шикарно въелась!» — улыбнулся про себя Пеппино.

— Мне ещё спящую императрицу оживлять, может, поцелуем всё не закончится… я должен во всеоружии предстать перед девой божественной, — принц мечтательно закатил глаза и улыбался собственным развратным мыслям. — Что-то пощипывает или почесывается, не пойму. Пеппино! Что там у меня на спине? — высочество заерзал и засуетился, пытаясь протереть глаза от попавшего мыла, но руки почему-то были липкими и глаза совсем перестали открываться, будто кто-то залил их клеем.

Конечно, ведь Пеппино подмешал мёда в ванну, вот глаза и слиплись.

— Это для улучшения кровообращения, — объяснил Пеппино, едва сдерживая смех.

Со щётки посыпались дохлые тараканы и клопы.

Тем временем слуги, по приказу всё того же Пеппино, принесли в ванную комнату одеяние для принца. Только это был не повседневный костюм, а непойми откуда украденный театральный: древнеримская тога, пурпурный плащ и сандалии. Ну и конечно же — золотой лавровый венок победителя всех и вся.

— Дочь императора это не какая-нибудь куртизанка с набережной, с ней следует быть аккуратным, — тихо ворковал Пеппино, орудуя щёткой и стараясь изо всех сил не сорваться на смех. Не получилось. — Ах-ах-ах-ах!!! Да вы, синьор, ну просто Аполлон Полведёрский!