Тернарная логика в отдельно взятом дворце - [12]

«У него жар? Он такой горячий. И его дыхание стало чаще. Наверное, он заболел! Надеюсь, это не заразно и не смертельно? Ах, что это было?!»

Принц шарил под юбкой Каролины так активно, с каждым разом продвигаясь все глубже, что девушка боялась дышать, заливаясь краской от каскада ощущений и смелого напора супруга. Асканио имел опыт общения с легкодоступными женщинами, но чтобы так… на ходу, в собственной карете, с девственницей, принадлежавшей теперь только ему… У принца сносило крышу от переизбытка чувств, и тестостерон в крови закипал, утяжеляя и без того ноющее от нетерпения естество.

— Дорогая, расслабьтесь, дети внезапно не появляются. И ваша помощь мне будет как нельзя кстати, — уже освободившись от панталон, шептал в самое ухо жены Асканио, пытаясь пристроиться на узкой скамейке между ног Каролины.

Молодая супруга, как назло, сжалась и больше походила на сухую доску с узкой щелью, где намертво застряло достоинство принца. Он пытался его выдернуть из ловушки и это доставляло смесь ощущений, от опасений содрать скальп с нижней неразумной головы, до эйфории блаженства. Но даже такой расклад событий распалял Асканио до предела. А вот его супруга воодушевления принца не разделяла. Ей не понравилось, что в неё тыкали какой-то штуковиной, похожей на морковку.

«Неужели он привязал себе меж ног морковку? Но зачем? И почему, чем сильнее супруг ко мне прижимается, тем жарче становится мне? Я тоже заболела?»

И вот уже осталось совсем чуть-чуть до финального аккорда и звука фанфар, возвещающих полную победу…

Как в этот момент сидение напротив опрокинулось, и из-под него с жутким криком: «Тараканы!» выскочил Пеппино в светло-зеленом атласном костюме. Полуживой от страха певец бросился к лежавшей на скамье Каролине и, не обращая внимания на принца, вцепился ей в плечо. Асканио не успел на повороте затормозить, и перепуганное лицо Пеппино отведало любовной манны принца, которая и не думала прерывать свой праздничный фейерверк.

Пеппино, пребывая в явном шоке от случившегося, сначала ничего не понял. «О, Господи, что это? Что происходит?!», думал Пеппино, который в силу своих физиологических особенностей, а также в силу своей девственности и отсутствию опыта с представителями мужского пола, коих он терпеть не мог, не мог знать о подобных проявлениях. Но потом, когда капли «любовной манны» попали «виртуозу» в нос и в рот, бедняга от страха потерял сознание и упал на пол кареты.

— Да чтоб тебя! — немного отдышавшись, воскликнул Асканио. — Из какой табакерки тебя вынесло? — забыв поправить свой костюм и натянуть штаны, принц рухнул на скамью напротив прибывавшей в ужасе Каролины и валяющегося на полу Пеппино.

— Какой ужас! — воскликнула дева, а на лице принца словно бы было написано «Впервые вижу, чтобы от моего семени кто-то потерял сознание». Возможно, позже это прибавит в шкалу гордости Асканио пару кирпичиков, однако сейчас была лишь перепуганная слишком многим неизвестным Каролина, бессознательный Пеппино и сидящий без штанов на скамье Асканио.

Молодая дева, не заботясь о том, что грудь её всё-таки вывалилась из платья по причине его расшнуровки, пала перед Пеппино, решив, что молодому кастрату нужно сделать искусственное дыхание. Девушка умела его делать, ведь пара дворовых парней иногда просили им провести такую процедуру, хоть они и находились в сознании.

Каролина прижалась к губам «виртуоза», ожидая если не волшебного свечения, то хотя бы того, что Пеппино откроет глаза. И в тот же момент в изящный ротик юной девы бесцеремонно проник длинный и горячий язык Пеппино. «Виртуоз», оказывается, вовсе не терял сознания: его испуг и обморок были на самом деле хорошо отрепетированным спектаклем. Недаром же он столько лет учился!

Совсем обнаглев, Алабастри обхватил Каролину за плечи, прижав её грудь к своей, распухшей и разбухшей от переизбытка эстрогена в организме, и сладострастно облизал изнутри щёки юной принцессы. Затем он схватил нежную ручку Каролины и недолго думая, запустил её к себе в панталоны, позволяя своей госпоже ощутить мягкую бархатистую поверхность своего изящного, невозбужденного достоинства и неприятную шероховатость шва позади него. Тем временем другой рукой Пеппино осторожно теребил похожий на спелую черешню сосок Каролины…

Не ожидавшая такого поворота принцесса от страха сжала челюсти, чуть не откусив молодому развратнику его длинный язык. «Что это в моей руке? Тоже морковка? Нет, эта мягкая. Может она просто старая?» — покрасневшая Каролина выдернула руку и грудь из рук Пеппино, упав на колени супруга вместо лавки.

— Ах, Пеппино, как я рада, что ты ожил! Значит я всё же умею делать искусственное дыхание. Как ты себя чувствуешь? Может… платочек? У тебя всё лицо в чём-то белом и липком, — невинная дева облизнула губы, которые вымазались во время «оказания помощи».

«Не кефир», — определила глупая принцесса.

С горем пополам вся эта дурная компания доехала до дворца. Старый, ревматичный, но не по годам сластолюбивый Асканио вытащил супругу из кареты и на руках отнёс по лестницам в спальню, что было затруднительно, поскольку движения сковывал вновь образовавшийся чудовищный стояк, с которым срочно надо было что-то делать. За ними по лестнице, как тень, следовал Пеппино, вереща что-то касательно роли примадонны в опере. В конце концов он просто получил дверью по носу и горько заплакал. А тем временем принц с принцессой закрылись в спальне и хрен знает что там вытворяли до самого утра. Но это уже совсем другая история.