Вскоре после этого так получилось, что госпожа Кнауэр попросила Терезу отказаться от следующих двух выходных дней, зато она сможет когда-нибудь привезти своего сына к ним в гости. Тереза поначалу испугалась такого предложения, инстинктивно боясь увидеть обоих мальчиков рядом. Альфред, у которого она попросила совета, развеял ее сомнения, так что в один из ближайших дней фрау Лейтнер должна была привезти Франца в дом Кнауэров. День прошел лучше, чем опасалась Тереза. Мальчики быстро подружились друг с другом, болтали и играли, и, когда вечером фрау Лейтнер пришла забрать Франца, Роберт настоял на том, чтобы тот вскоре опять к ним приехал. Госпожа Кнауэр подбадривающе кивнула Терезе, нашла ее сына милым и воспитанным, да и потом много чего хорошего о нем сказала, что преисполнило Терезу безграничной гордостью. Договорились, что фрау Лейтнер будет привозить Франца в Вену два-три раза в месяц, и всегда Роберт встречал его с такой же радостью, а госпожа Кнауэр с такой же искренней сердечностью, и даже господину Кнауэру, проводившему иногда с полчасика в детской, Франц, судя по всему, понравился. Правда, это мало что значило, ибо господин Кнауэр, человек радушный и рассеянный, по-видимому, был всегда согласен со всем и всеми и всегда выказывал всем одинаковую вежливую доброжелательность. Однако с Терезой этот низкорослый, седовласый и вечно всклокоченный журналист держался подчеркнуто неприступно и отчужденно, и временами ей казалось, что его постоянное лицедейство означало просто маску, под которой он скрывал свою истинную сущность.
Всеми своими наблюдениями и мыслями она обычно делилась с Альфредом, который лишь снисходительно улыбался ее склонности повсюду находить своеобразие и особенность, которых на самом-то деле и не было. При их обычно очень коротких, но все более частых встречах — во время совместных посещений театров и завершающего свидание ужина в недорогих ресторанчиках — их отношения становились все более доверительными, и Тереза чувствовала, что ее давнишний друг по-прежнему кажется не таким смелым, не таким напористым, как ей бы хотелось. И все же, как только он немного смелел, она пугалась, чуть ли не отшатывалась от него, словно боясь, будто самое прекрасное, что она испытала, именно из-за того, что оно становилось все прекраснее, слишком быстро закончится.
66
Когда Тереза однажды вечером, в самом начале весны, наконец отдалась ему в скромной, но все же вполне опрятной комнатке в предместье района Альзергрунд, которую он снимал, ею владело не чувство свершения того, что она давно желала, а сознание наконец-то исполненного долга. Впервые она не смогла говорить с Альфредом о своем душевном состоянии, что было ей довольно больно. Однако мало-помалу она стала ощущать себя рядом с ним, в его объятиях, такой счастливой, какой еще никогда не была. Ведь Альфред был первым человеком, которому она имела все основания полностью доверять, первым, кого по-настоящему знала и кто ее знал. Обо всех прочих Тереза вспоминала, как о посторонних людях, которым отдавалась или чьей жертвой она оказалась. А вот он принадлежал ей. Единственное, чего она не понимала, это явного его нежелания появляться вместе с ней на людях, которое он объяснял тем, что ему было бы весьма неприятно, да и ей тоже, случайно встретиться с Карлом. Ее редкие предложения когда-нибудь еще разок съездить вместе с ней в Энцбах, видимо, даже раздражали его, так что она впоследствии перестала говорить об этом.
Одним из самых счастливых дней был тот, когда госпожа Кнауэр однажды разрешила Терезе взять Роберта с собой в деревню, и ей доставило много радости наблюдать, как «оба ее мальчика» — так она обычно их называла мысленно, а на этот раз и вслух — носились и кувыркались на лужайке. Она твердо решила будущей осенью забрать Франца из Энцбаха и поселить неподалеку от себя.
Это произошло быстрее, чем она думала. Без особого труда она нашла пристанище для своего сына в семье портного, который жил в пригороде Хернальс, поэтому Тереза имела теперь возможность видеть своего ребенка гораздо чаще. И тем не менее она редко пользовалась этой возможностью. Почти все воскресные вечера она проводила с Альфредом, уже получившим место палатного врача в Общедоступной больнице.
Следующей весной ей пришлось забрать сына из семьи портного, потому что он явно не сошелся характером с сыном хозяина дома, мальчиком чуть постарше Франца. Дело дошло до ссоры между Терезой и супругой портного, во время которой та высказала туманные намеки на некие дурные привычки Франца, намеки, которые Тереза сначала не приняла всерьез и сочла злобным наветом. Вскоре она нашла для него другое жилье у бездетной пожилой вдовы учителя, квартира которой к тому же находилась в более пристойном доме, так что у Терезы не было ровно никакого повода быть недовольной этой переменой. В школе Франц делал довольно сносные успехи, в семействе Кнауэр его по-прежнему любили, и никто, судя по всему, не замечал за Францем ни малейших признаков грубости и своенравия, на которые жаловалась жена портного, а теперь и вдова учителя, хотя последняя выражалась намного мягче.