Терапия пустого усилия. Когнитивно-ориентированный подход к быстрому облегчению душевной боли - [77]

В человеческой коммуникации этот инстинкт, однако, в некоторых ситуациях играет, напротив, дезадаптивную роль, поскольку вступает в противоречие с другим эволюционным приобретением «homo sapiens» – крайне широким внутривидовым индивидуальным разнообразием, не свойственным другим представителям животного царства.

И вот, что получается: эти факторы не могут между собой не сталкиваться. Мы видим в жизни, что другие люди в различных ситуациях ведут себя не так, как повели бы себя в этой ситуации мы. Транзитивизм при этом подспудно заставляет нас думать, что все мы устроены одинаково. Почему же тогда в одних и тех же ситуациях мы ведем себя по-разному? Ситуация одна и та же, устроены мы одинаково, откуда же тогда рождается новое поведение? Ответ на этот вопрос можно получить, если предположить, что мы можем управлять своим поведением независимо от внешних и внутренних стимулов, творя новое поведение «из ничего», то есть выбирая его абсолютно свободно, поднимаясь над необходимостью причин и следствий. Эта идея, в философском плане проявляется как представление о «свободе воли», а в психологическом ракурсе предстает как вера в прямой волевой самоконтроль. То есть, как вера в возможность непосредственным волевым усилием управлять мыслями и чувствами (и, как следствие, – и поведением).

Игнорирование (или недооценка) наших внутривидовых различий на фоне инстинктивного транзитивизма логично приводит к такому выводу. (Возможный другой вывод – это вмешательство невидимых сил, но это не наша тема). Можно предположить, что чем больше в процессе эволюции человеческий род приобретал внутривидовых различий, тем легче возникало представление о возможности управлять своими душевными движениями при помощи волевых усилий. И тем легче оно укоренялось не только в индивидуальном, но и в общечеловеческом мировоззрении. И стало настолько привычным, что из представления превратилось уже в ощущение и в актуальную установку. Действительно, все мы на уровне чувства воспринимаем собственную волю свободной. Это чувство чрезвычайно отчетливо и очевидно, оно возникает как бы на уровне непосредственного восприятия. Оно настолько внутренне бесспорно, что, специально не задумываясь на эту тему, мы не можем не верить в свободный выбор, и нам вообще трудно подвергнуть эту веру сомнениям.

Предлагаемая модель (транзитивизм + внутривидовые различия) может объяснить происхождение веры в прямой волевой самоконтроль в качестве результата индивидуального, онтогенетического научения и в качестве жесткой культурной установки. Но не исключено, что эта установка (или серьезная склонность к ней) закладывается в нас и на генетическом уровне.

В языке (во всяком случае, в большинстве языков), среди разных частей речи четко выделяются существительные и глаголы. То есть предметы (субстанции) и действия. Есть часть речи, которая обозначает действие (глагол) и деятеля (существительное). За редким исключением действие предполагает деятеля. Глагол предполагает существительное. Хотя в предложениях типа «Светает» или «Лихорадит» не понятно, кто именно осуществляет действие, все же обычно в предложениях есть и деятель, и действие. «Машина едет». «Самолет летит». «Дерево растет». «Сплетни распространяются». «Ручей журчит». И так далее.

Такое разделение явлений на деятелей и действия предполагает (или предлагает) известную самостоятельность деятеля, его, по крайней мере, относительную независимость. С существительным может быть связано несколько глаголов. Автомобиль может ехать, может стоять, может шуметь, может заводиться, может заглохнуть. В случае автомобиля мы, конечно, понимаем, что движется или останавливается он не самостоятельно, а благодаря человеку, который им управляет. Тем не менее, мы говорим, например, «Автомобиль начал движение», оставляя водителя за скобками так, как будто бы автомобиль начинает движение сам. Но в этом случае водитель нами ясно подразумевается. Поэтому «Автомобиль поехал» – это просто «образное выражение», явная «фигура речи».

Уже не так просто обстоит дело, когда мы говорим: «Дерево растет». Тут уже труднее (если Вы не изучаете ботанику) держать в уме те причины, которые заставляют дерево расти. Природные явления и условия, заставляющие дерево расти, не столь наглядны, как человек, заставляющий автомобиль двигаться. Уже легче представить, что дерево растет отдельно, «само» является источником действия, роста. Выражение «Дерево растет» уже гораздо меньше воспринимается как фигура речи, чем «Автомобиль начал движение».

Выражение «птица поет» уже как фигура речи и не воспринимается…

Чем труднее нам наглядно представить причины, по которым действует то или иное существительное, тем легче нам вообразить его совсем независимым, «самостийным», а значит, свободно (то есть без внешних причин) выбирающим свои действия.

Особенно трудно (даже невозможно) осознавать все причины, по которым действует наша собственная психика. Как говорит Спиноза, «свои действия они (люди) сознают, причин же, которыми они определяются не знают». Существительное «я» особенно легко поэтому наделяется свойствами отдельности, независимости и способности к свободному (беспричинному) выбору, то есть к произвольному влиянию на те или иные психические движения. Поэтому выражение «Я думаю» воспринимается уже совсем не как образное выражение, мы обычно вкладываем в это высказывание буквальный смысл.