Теплый берег - [10]
— У-у, какая!.. — оробел Димка.
— Замри. — Лесь загородил его.
Они сидели не дыша, старясь не рассердить ее, а она шла, почти касаясь их перьями, и неподвижно смотрела на темную воду. Димка не смог больше сдерживаться и выдохнул. Она ответила злым коротким шипением. Но тут мостки кончились, доски вошли в пруд, и она тяжело, всей грудью, плюхнулась в воду.
И вмиг преобразилась. Наверняка в этом пруду была живая вода. Лебедь Зина плыла, отталкиваясь сильными толчками. Она поставила крылья, и они наполнились светом, как паруса. Грудь и шея стали ослепительно белыми, и высоко поднялась маленькая гордая голова. И два черных лебедя разом склонили нежные шеи и положили красные носы на воду. И утки, охрипнув от восторга, сказали: «Ах-ах-ах-ах!..»
— Она царица, эта лебедиха? — спросил Димка зачарованно.
— Ага, — чуть слышно ответил Лесь, потому что люди всегда говорят тихо, если у них на глазах совершается чудо.
Над прудом доцветал каштан. Его цветы, похожие на догоревшие свечи в роскошных подсвечниках, осыпали в воду лепестки. Лебедь Зина уносила их на спине.
— А почему она хотела меня цапнуть? — спросил Димка.
— Мало, что ли, мальчишек кидали в нее каштанами? Но она нарочно отвернулась, чтоб не цапнуть. Вот за что я ее уважаю.
Под струей фонтана лебедь Зина пила, высоко закинув голову. Капли жемчугами скатывались с затылка.
— Так неудобно пить, — сказал Димка. — Помнишь, ты мне по спине стучал, я подавился. Это я пробовал, как они пьют, а ты не знал.
— Знал. Ты сперва сказал: «Га-га-га…»
Они глядели, как черные лебеди всё согласно делают. Ты выставил лапу сушить из-под крыла, и я. Ты распахнул крылья, стали видны белые подкрылки, и я. Вместе мотают головами, кажется, в клювах — лоскутки пламени. Нет, это клювы у них такие огненные.
«Гу!..» — трубят они коротко и нежно, только друг другу.
— А лебедь Зина умеет так одинаково делать? — спрашивает Димка.
— Ей не с кем. Она одна.
— Ты мне расскажи, как у нее был муж, как его увезли в кино снимать. А он попал под моторку и утонул.
— Ты ж все сам рассказал.
— Тогда про дикого лебедя. Как летели лебеди-шипуны. Один ударился о провод и сел на пруд. А лебедь Зина его пожалела, стала с ним рядом плавать, и взяла жить в лебединый домик.
Лесь засмеялся:
— Ты ж опять все рассказал сам.
Но Димка упорствовал:
— А ты расскажи про потом…
— Потом настала зима. Вдруг с горы спустился голодный лис. Кинулся на дикого лебедя. А тот был еще слабый, отбиться не мог. И закричать не мог, потому что есть лебеди кликуны, а есть шипуны. У них красиво изогнутые шеи, а голоса нет. Он не смог позвать на помощь. Лебедь Зина нашла одни перышки. С тех пор она стала злая, недоверчивая, даже хлеб у людей не берет. Ну, что ты сопишь, Димка? Сам просил рассказать, а сам ревешь.
— Дадим ей баранку, может, она у нас возьмет? — вздрогнувшим голосом ответил Димка.
Лебедь Зина, пугая, выступала клювом дробь и вдруг склюнула кусок с протянутой ладони Леся.
— Первый раз! Перестала бояться! — ликовал Лесь.
— А ему было больно, когда лис его съел? — спросил Димка.
— Он не слышал, он спал, — ответил Лесь, пожалев брата.
— Э-э, приветик! — Колотыркин Вяч плюхается на скамью, отдуваясь от жары. Снимает рюкзак. Круглый нос лоснится меж круглых щек. — Захватили местечко попрохладней? А ну, подвиньтесь! — Развязал рюкзак, вытащил халву. Побольше кусок — Димке, поменьше — Лесю. И вздохнул: — В меня уже не лезет. — Спросил деловито: — Туристы уже проходили?
— Не-а… — сказал Лесь.
— Придут. Исторический пруд. В него какой-то знаменитый плюнул, с тех пор сюда водят туристов.
Лесь отмахнулся:
— Все ты врешь.
— Лучше бы он съел злую крысу, — сказал Димка.
— Кто? — Вяч уставился на него голубыми, навыкате, глазами.
Димка вздохнул:
— Тот лис.
Вяч озаботился:
— Чего это он у тебя переживает? Ешь халву. С орехами! Гляди, чего покажу.
Он вынимает из рюкзака всякие штуки. Зубастая раковина — приложи к уху, услышишь шум моря. Пористый камень, пемза, — потри кляксу, сойдет. Димка завороженно глядит на исчезнувшую в рюкзаке пятерню. Пальцы с обломанными ногтями вытаскивают невообразимую красоту.
Димка стонет от изумления и восторга:
— Чего-й-то, а?
Кусок золотистой прозрачной смолы, словно осколок солнечного луча. А в нем, внутри, краб с могучими клешнями, в непробойном панцире.
— Мраморный называется, видишь разводы на панцире. Ох и бегает — быстрее всех крабов. Хоть и боком. А глаза видят во все стороны, на триста шестьдесят градусов по кругу.
Вяч рассматривает это чудо на свет. Димка тоже.
— А почему он клешнями не шевелит?
— Чудила, он же высушенный! За него пятьдесят копеек дадут.
— А зачем ему столько копеек, если он совершенно сушеный?
Вяч теряет терпение:
— Мымриков, он у тебя чудак! Не крабу дадут, а мне. Понятно? Знакомый человек в мастерской залил его горячей смолой, пластиглаз называется, и все.
— Все? — Димка растерянно смотрит на краба. — А маленьких крабчиков у него не будет?
— Отвяжись. Он теперь не краб, а сувенир.
— А как же он тогда бегает быстрей всех крабов?..
Лесь смотрит на разложенные товары и хмурится. Не нравится ему эта лавочка.
— Пионер, а торгуешь.
— Подумаешь, Лев-Лев тоже торгует.
