Тепло твоих рук - [29]

Мария шевелится под ней. Юля вздрагивает и чувствует еле уловимое движение под собой, это пыльный ветер осторожно входит в грудь Марии. Вот снова. Юля поднимается, чтобы не давить Марии на слабое дыхание и поворачивает к себе её лицо. Оно долго остаётся мёртвым, бледность вспыхивающих молний отсвечивает на нём, вдруг всё оно искажается болью, закидывается назад, и тело Марии начинает сильно корчиться, всхлипывающий хрип вырывается из приоткрытого рта, глаза открываются и невидяще смотрят на Юлю, в них стоит ужас. Она вспоминает свою смерть.

Прижав руки со сжатыми кулаками к груди, Мария вскрикивает и мотает головой, чтобы отвернуться от ужаса, но встречает его везде, он отовсюду смотрит ей прямо в глаза, она снова кричит и начинает бессильно плакать. Она жива.

Молнии гремят теперь где-то далеко, но дождь ещё ползает по траве. Юля целует Марию в губы, в мягкий нос, в мокрые глаза. Она ласково называет её по имени, прижимается к её щекам, она так счастлива, что Мария снова жива.

— Ты — единственное, ты — единственное, что у меня есть.

Устав мучиться от боли, Мария затихает и смотрит на потолок, слушая монотонный шум дождя. Иногда тело её вздрагивает, словно не веря в собственное существование.

— Хочу есть, — наконец произносит она шёпотом, в котором слышен хрип гортани, забитой чем-то ненужным для жизни. Опираясь на локти, она садится и на четвереньках ползёт к трупу Олега Петровича, схватившись двумя руками за его куртку, тяжело переворачивает тело на живот, вспугивая жужжащий мушиный рой, потом с силой вырывает из спины Олега Петровича нож, как плотно засевший гриб, вспарывает трупу одежду вдоль хребта и начинает вырезать из неё полоски мяса. Кожа Олега Петровича лопается, выпуская накопившуюся в его теле воду, смешанную с тёмной кровью, Мария, морщась от сопереживания чужой боли, отрывает куски мяса руками и раскладывает их на ноге охотника. Тот не движется, просто тяжело лежит, как свиная туша на магазинном прилавке, и Мария теперь отчётливо чувствует, что он совершенно мёртв. Она режет и смотрит на смерть Олега Петровича, как на часть самой себя, ей страшно, но она молчит, и только когда они с Юлей едят сладкое гнилое человеческое мясо, отрубая ножом куски размером со спичечные коробочки, она поднимает глаза к потолку, над которым шуршит по земле дождь, и говорит:

— Мне было страшно, что я когда-нибудь умру. А теперь ещё страшнее. Ты не боишься?

— Я уже привыкла, — отвечает Юля. — Ты тоже привыкнешь. Невозможно ведь всё время бояться.

— Раньше я боялась, что меня могут убить, я помню, мне часто снилось, как кто-то хватает меня сзади за шею и душит, или что я тону, и кто-то тянет меня под воду своим беззубым ртом, а теперь у меня странный страх: я боюсь, что меня съедят, прямо такой как я есть, даже убивать не станут.

— Лучше не думай об этом. Об этом можно перестать думать.

— А может, это правда?

— Может.

Они продолжают есть молча.

Дождь прекращается, но уже незаметно наступили сумерки. В сгущающейся темноте всё тише становятся звуки, слышен только скрип сверчков, дождавшихся наконец прекращения дождя.

Становится всё темнее и жарче, пока не приходит ночь. Девочки выбираются из подземелья в крапивные заросли, Юля снимает одежду и они моются в озере, от холода чёрной воды Мария перестаёт мучиться жаром. Вдали светят окнами многоэтажные дома, словно россыпи крупных жёлтых звёзд, в небесной темноте пролетает самолёт, тихо гудящий и мерно мигающий красным огоньком. Когда Мария выходит на берег и выжимает волосы, она по запаху полевых цветов на миг вспоминает себя живой. Воспоминание настолько отчётливо, что Мария замирает с волосами в руке и зажмуривает глаза, всё вокруг кажется ей кошмарным сном, от которого она вот-вот проснётся и вернётся назад, туда, где греет солнце и время обладает своим нормальным течением, а не стоит застывшими облаками в каменной лазури вечных небес.

— Нам нельзя здесь долго оставаться, — шепчет ей Юля среди нежгучей крапивы, хотя вряд ли кто-нибудь может их слышать. — Косоглазая дала адрес, но это очень далеко. Сперва нужно добыть тебе одежду, не пойдёшь же ты через весь город голой. Недалеко отсюда живёт одна моя одноклассница, из прошлой жизни, я пойду к ней, а ты будешь ждать меня тут. Вот, возьми пистолет. Стрелять умеешь?

— Да, — говорит Мария, стрелявшая в своей жизни только шариками из игрушечного ружья.

— Спрячься и стреляй только в крайнем случае. Я люблю тебя.

Они обнимаются и прижимаются друг к другу губами. Потом Юля уходит вдоль озера к новостройкам, а Мария садится в собачью яму под стеной развалин, поджимает колени к лицу и ждёт подругу, глядя в темноту над водой. Она видит, что там нет рыбы, только бесчувственная масса воды, покрывающая травянистое дно, на котором покоятся кости утонувших людей и животных. Озеро возникло из заброшенного строительного котлована, в размытом дождями дне которого прорвался подземный ключ, и мёртвая земляная вода заполнила пустоту, вытесняя воздух, чтобы создать пустоту ещё большую, не дающую летать птицам и дышать мышам, годную только для покоя останков и гнилой опавшей листвы.