Теория падений (Записки зонального менеджера) - [26]

Смотрел на мир вокруг, и не верилось, что он реально существует.

В парке разговаривали две тетки, одна держала за ручку мальчика трех лет, вокруг другой крутилась лайка и хвостом иногда взмахивала перед лицом ребенка, и мальчик чихал.

— Он у тебя не простыл? — спросила хозяйка собаки.

— Да нет, вроде бы не температурит, я мерила.

Собака повернулась, и мальчик снова чихнул. Они обе нагнулись к нему”.

Радик стоял и смотрел на это с каменным лицом.

Во всем была смерть — в ребенке, в собаке, в птицах, невидимо и весело щебечущих на деревьях; она сияла синью в небесной вышине, мерцала в густом весеннем воздухе, в рекламных растяжках, в счастливых и здоровых бомжах, развалившихся на траве с вальяжной западной беззаботностью.

Во всем его здоровом теле, от корней волос, до кончиков пальцев, уже циркулировала перхоть смерти, хотелось стряхнуть ее, вывернуться наизнанку, убежать. Нет! Нет, этого не могло быть никак, ведь это он, Радик, а не кто-то другой. Ну, нет же! Нет, бля!

В кармане уже долгое время дрожал мобильник. Радик вынул и недоуменно смотрел на него, пальцы сработали автоматически.

— Здравствуйте… Радий? Меня зовут Семен Пинчак, я представитель фонда братьев Райт из Америки… по связи с Россией. Алло? Мы рассмотрели вашу работу и уже перевели. Алло? Они хотят ее издать пробным тиражом в десять тысяч, ваши пять долларов с экземпляра. Также предполагается предложить вам работу в Америке.

— Я сейчас не могу говорить. Перезвоните.

— Алло? Это Радий Соколкин?! Я не ошибся? Это пятьдесят тысяч долларов и лаборатория. Алло?

— Да, спасибо. Мне все равно. Я ничего не хочу… не могу.

Вдруг позвонила продавец Ступнова и с рыданиями сообщила, что Ленка из “Пал Зилери” отбила у нее клиента и впарила ему куртку “Биланчиони”, а продажу пробила, естественно, на себя.

Радик отключил телефон и тут же забыл про эти звонки.

“Кто-то занимается этим всю жизнь, в отелях и туалетах, везде, реально вбухивает жизнь в то, чтобы заразиться СПИДом, и ничего. За что, боже? Что я тебе сделал такого, что ты решил по шляпку вогнать меня в землю? Ведь я и так уже неудачник конченный, мне и так было плохо! Чем этот Геннадий Болдырев лучше меня? Надо пересдать анализы… А ведь я занимался ЭТИМ с именем сына на устах. И вот что я с ним сделал. Я предал их со страшной силой. Как бы так покончить с собой? Надо пересдать еще раз… Увезти себя далеко и спрятать. Уплыть далеко в море? Купить на последние деньги круиз и выброситься посреди океана, чтоб тела не нашли. А что будет с ним, с ними? Кто их будет кормить и защищать?! Надо пересдать анализы, надо пересдать анализы”.

— Вот теперь, сука, ты точно похудеешь! — вслух подумал Радик о Славе и захохотал.

И снова с содроганием представил, какая грязь омывает его вены, капилляры, его сердце. Живот прихватило. Когда Радик сидел в кустах, он понял, что очень сильно хочет напиться.

Купил чекушку коньяка, два банана и поехал на “Чистые пруды”.

Несколько невзрачных слов, сказанных здоровой, похожей на пекаря медсестрой, перевернули всю жизнь Радика. Как это ни странно, он не чувствовал теперь ни малейшей злобы к Славе. Ему уже не хотелось его убивать, у него не хватило бы сил даже с ним поговорить, просто тяжелое презрение и сочувствие как к брату по несчастью, ведь его тоже кто-то заразил…

Но какой же был восхитительный коньяк, какие вкуснейшие бананы, какая красота кругом. Невыразимо приятный треск сигареты, дым нежно обволакивает и сжимает горло, губы становятся тяжелее, и немеют скулы. Во время смертельной болезни бывают блаженнейшие минуты, когда забываешь о ней. А ведь таких минут у Радика было так много когда-то, все минуты его жизни были наполнены счастьем, а он и не знал об этом. Он жил так, будто надеялся прожить второй раз или ждал чего-то, что изменило бы его отношение к миру. Чего, о боже, какой идиот?!

Загорелись яркие, торжественные, праздничные огни реклам и вывесок, замерли в своей пляске листья, все благоухает и будто прихорашивается перед концом света. Как прекрасен мир. Появился таинственный дед и всего лишь за пятьдесят рублей рассказал ему свою прекрасную и волшебную историю о том, что его подставили злые люди и бросила жена, о том, что он сидел. И еще долго по-братски благодарил Радика. Какая прекрасная, таинственная женщина. Какой прекрасный, таинственный молодой человек.

В толчее энергичных и здоровых людей метро почувствовал себя шахидом. Вот лохушка вся в золоте и бомжиха, жмущаяся в угол, как прекрасны они и загадочны. Невзрачный и счастливый мужчина внизу расставлял цифры в судоку.

— Лю-юди! — вскрикнул Радик, но сказать надо было так много, что он сбился, задохнулся и ухмыльнулся, зато вокруг просторнее стало.

— Вот, папа, смотрите, — с мягкой озабоченностью пожаловалась Лорка. — Сын не хочет ложиться спать. Вон уже папа приехал!

Герман стоял, склонив голову и выставив пузико вперед. Без тапочек, носы колгот болтаются. Радик смотрел на него в упор, словно слепой. Как будто хотел увидеть некий коридор за его детской фанеркой. А потом обнял тельце, такое мелкое и худенькое, что можно было два раза оплести руками. Ребенок прижался к нему и терпеливо молчал, как заговорщик.