Теория и практика расставаний - [44]

Шишканов поднялся в аппаратную над моргом и залом для прощаний. За столом с мониторами сидел молодой парень с длинными волосами, собранными под резинку на затылке.

– Привет!

Парень не ответил, а только с вызовом повернул голову в его сторону.

– Нам нужно… – начал Шишканов.

– Нам? Это кому? – перебил оператор.

«А парень-то вонючий», – решил про себя Петр.

– У тебя есть запрос от Замоскворецкого УВД на видеосъемку двух ритуалов – Васильев А. А. и Дадасаев Р. А. Нам нужны все, кто участвует в церемонии или будет рядом толкаться, нужны крупные планы, лица…

– Ну, это как получится, я же не могу их заставить под камеру встать…

Парень начал искать письмо в папке на столе.

– Понятно, понятно… все понятно. Я тебе объясняю, что мне нужно. Со всех камер, и с улицы, и внутри… Номера машин нужны, марки…

– Вот от вас бумага, а вот наш график. – И парень буднично прочел: – Дадасаев Р. А., забирают его в двенадцать, то есть сейчас, и Васильев А. А. – его забирают завтра в четырнадцать часов.

– Я пойду вниз спущусь, посмотрю и послушаю, а ты снимай. Завтра к вечеру приеду и заберу диски. Успеешь?

– Не знаю.

– А ты знай! Знай! Завтра тоже постараюсь быть, но сегодня самое главное. Ладно? Меня можешь не снимать, я не фотогеничный. Давай! За мной должок!

Петр Шишканов по-товарищески хлопнул оператора по плечу и с ощущением, что ловко расправился с патологически недовольным субъектом, через служебный ход выскочил на улицу и подошел к ритуальному залу Бюро со стороны парковки, плотно заставленной иномарками.

Из дорогих машин выходили родственники и друзья Рената Дадасаева, их было видно по черной восточной масти и сложно описываемым, но верным приметам российской бизнес-элиты. Еще несколько сиротских траурных компаний стояли возле ритуальных автобусов, дожидаясь начала своих церемоний. Шишканов зашел внутрь и совершил ознакомительный круг по залу; возле Фарида Гулямовича формировалась многочисленная группа скорбящих, с цветами и дорогими венками. Мужчины молча пожимали друг другу руки, а тонкие красивые женщины в черном, на высоких каблуках, стояли рядом, как незажженные траурные свечи. Фарид заметил Шишканова, но глазом не повел, не удивился.

«Может, это он заказал? – живо откликнулся на невозмутимость зама сыскной голос Петра. – Мы ищем, а его надо прижать, и все будет раскрыто».

Он отвел взгляд от Фарида, посмотрел в потолок, приметил несколько малозаметных камер, фиксировавших происходящее.

«Снимай, парень, снимай, бери крупнее!»

Долго ждали, когда пригласят на прощание. Шишканов успел несколько раз зайти, выйти, осмотреться, пересчитать машины на парковке и снова зайти в зал.

– Маша, здравствуйте, – сказал он, встретив одиноко стоящую секретаршу покойного Дадасаева.

– Здравствуйте, – осторожно шепнула секретарша. – Вообще-то я не Маша, а Мариам, просто на работе многим удобнее так называть…

– Мариам, хорошо, – согласился Петр Шишканов. – Подскажите мне, кто здесь кто?

Вдвоем отошли в сторону, и девушка аккуратно, не привлекая внимания, назвала тех, кого знала из ближнего круга убитого начальника. В конце довольно резко заключила:

– Напрасно вы среди нас убийцу ищете, его тут нет. Вообще, – добавила она, – я считаю, что Рената убили из-за этого музыканта, у них там, в шоу-бизнесе, такие дела творятся, знаете…

– У нас везде «такие дела» творятся, Мариам, мы боремся с этим.

Она посмотрела на него с удивлением: с чем тут можно бороться?

В этот момент распахнули двери в ритуальный зал, и потный распорядитель в темном костюме монотонно произнес:

– Кто на прощание к Дадасаеву, проходите…

Черная толпа медленно втекла в пустое распахнутое пространство.

Убитый Ренат Ахметович Дадасаев с подрумяненным лицом лежал в гробу завернутый в белый кафан. К голове усопшего встал муфтий и стал читать аяты, беспрестанно повторяя имя покойного, добавляя всякий раз слово абд (раб). Никто не плакал – ни жена, ни дети, все покорно и молча смотрели на холодное тело в гробу, вроде как в аэропорту ждали задержанный к посадке рейс.

– Прощаться будете? – спросил распорядитель, когда муфтий запнулся, готовясь к новому куску траурной молитвы.

– У нас не прощаются, – сказал Фарид Гулямович и попросил муфтия дочитать молитву до конца.

Еще несколько минут в зале протяжно звенел сладкий восточный голос, а потом мужчины, те, что помоложе, взяли гроб и головой вперед пронесли его к черному, нагретому солнцем автокатафалку.

Шишканов выскочил на улицу, достал бумажку и, пока выстраивалась процессия из автомашин, переписал номера кортежа. На кладбище он не поехал.

Через два дня Шишок принес Зобову диски с видеозаписями прощальных церемоний из Бюро судебно-медицинской экспертизы. Когда вместе стали просматривать их содержимое, стало понятно, что с Дадасаевым более или менее разобрались, по каждой машине из кортежа была получена информация о владельце, большинство из них были родственниками, земляками, бизнесменами, но с Васильевым, что называется, оставались вопросы. Людей на похороны музыканта пришло совсем немного, несколько медленно передвигающихся сутулых старух, три женщины, потом следователи нашли их в «Одноклассниках» – школьные подруги, даже гроб некому было нести – один из тех, кто нес, водитель автобуса, и даже какой-то мальчик лет пятнадцати пыхтел, боясь, что не выдержит. Ни одного известного лица: конец сентября, все еще на гастролях, из журналистов тоже никого: убийство – интересно, а похороны – не тот масштаб. На диске было видно, как Ульянова разговаривала с какой-то женщиной лет тридцати и что-то передала, может быть, даже пакет с деньгами. Точно разобрать было невозможно.