Борис Виан
Соглядатай
(Из сборника "Волк-оборотень")
I
В тот год приезжие словно избегали Вальез, предпочитая более посещаемые туристические базы. Снег на узкой дороге, являющейся единственным путем сообщения с деревней, оставался девственным, а ставни, казалось, приросли к окнам "гостиницы", если можно наградить этим словом крохотное красное деревянное шале, возвышающееся над Со-де-Эльф.
Зимой Вальез была погружена в летаргический сон. Так и не удалось превратить это пустынное место в модный туристический центр: туда не тянуло. Несколько рекламных щитов - все, что осталось от этих тщеславных попыток, какое-то время еще портили суровый и великолепный вид высокогорного плато Три Сестры, но постоянные атаки резких ветров и коварных дождей, расслаивающие в конце концов даже намертво спаянные скалы, сделали свое дело: щиты заросли мхом и как нельзя лучше вписались в дикие декорации пейзажа. Наверное, самых закаленных туристов отпугивала высота; остальным же не предлагались ни удобство подъемника, ни комфорт канатной дороги, ни роскошь отелей, задуманных для гарантированного облегчения кошельков. Даже сама деревушка Вальез перетянула свои редкие домишки на другой, обжитой склон горы, километрах в шести от шале, так что останавливающиеся в нем путешественники могли чувствовать себя заброшенными на край света, на незнакомую планету и с изумлением констатировать, что ее обитатель - хозяин гостиницы - был способен говорить на их языке. Говорить... если это можно назвать разговором... поскольку этот молчаливый человек с лицом, огрубевшим от долгих снежных походов, за день не произносил и трех слов. Впрочем, его гостеприимство было настолько сдержанным, сервис настолько ненавязчивым, а энтузиазм настолько незаметным для каждого, кто пытался здесь остановиться, что безлюдность и спокойствие места легко объяснялись: только настоящие фанатики могли не обращать внимания на такой прохладный прием. Зато головокружительные склоны, как будто специально рассчитанные для большой скорости, и ослепительной белизны снег полностью оправдывали упорство и храбрость редких авантюристов, которых заносило так далеко от популярных маршрутов.
Жан заметил гостиницу с вершины крутого склона, на который он только что забрался. Дышалось с трудом, а причин для этого было несколько: лыжный подъем, тяжелый чемодан, значительная высота. В остальном надежды оправдывались: вид уникальнейший, одиночество - полнейшее, сухой ветер - свистящий кнут палача злобствовал, а солнце радостно растекалось во все стороны. Он остановился, вытер со лба пот. Несмотря на ветер, его торс был гол, и кожа бронзовела под жаркими лучами ослепительного шара. Он ускорил шаг, цель была уже видна. Ботинки глубоко проваливались в снег, украшая его кружевными узорами каучуковых подошв. В глубине следов тень была светло-голубой, бледно-водянистой. Его охватил искрящийся восторг, восторг, который испытываешь, соприкасаясь с чем-то абсолютно чистым, восторг от всей этой белизны, от этого неба, лазурнее, чем небо Средиземноморья, от этих елей, густо обсыпанных сахарными блестками, и от красного деревянного домика, наверняка теплого и удобного, с большим камином из белого камня, где дрова должны гореть без дыма, а сильное пламя - быть непременно оранжевого цвета.
В нескольких метрах от гостиницы Жан остановился, развязал рукава широкого свитера, закрученного на пояснице, и надел его. Он прислонил лыжи к стене, поставил рядом чемодан и в три приема преодолел деревянную лестницу, которая вела на балюстраду метровой высоты, опоясывающую все здание.
Поднял железную щеколду и без стука вошел.
В шале было темно. Довольно маленькие окна - чтобы холод не пробирался пропускали в комнату слабый свет, которому, впрочем, хватало этой слабости, чтобы отодрать несколько сверкающих бликов от висящей на стене медной посуды. Постепенно он освоился в этом полумраке, но каждый раз, когда его взгляд обращался наружу, приходилось щуриться от ослепительного солнечного неистовства на серебристой снежной скатерти, и было чертовски трудно вновь привыкать к немного загадочному спокойствию гостиницы.
Внутри царило приятное тепло; коварное оцепенение овладевало вами приглашало вытянуться в одном из этих больших кресел из трескучей ивы, взять одну из тех книг, что украшали полки, занимающие половину стены, и задремать под скрип красной лакированной сосны, которой была отделана вся комната, включая низкий потолок с массивными балками. Жан расслабился, подчиняясь томной атмосфере этой обстановки.
Сверху раздался топот, звучное скатывание по лестнице, смех - три девушки в лыжных костюмах вихрем пронеслись мимо него так быстро, что он едва успел их рассмотреть. Под капюшонами черных курток глаза блестели одинаковым здоровым блеском. Кожа, отполированная солнечными лучами, так и вызывала желание впиться в нее зубами. Все три, в черных облегающих рейтузах и куртках, казались гибкими и сильными, как молодые дикие кошки. Дверь отворилась и моментально закрылась, девушки исчезли, а в глазах ослепленного Жана еще долго искрился залитый солнцем снег.
