Теория фильмов - [4]

Шрифт
Интервал

Теория фильмов и эта книга, вероятней всего, будут приняты университетской системой в качестве необходимого курса или области знаний, изучаемой в рамках определенного курса обучения. Эта книга представляет собой некое введение, которое будет очень полезно в этом контексте. Ее главная задача — сделать сложную историю и разнообразные функции теории фильмов доступными как для студентов, так и для широкого круга читателей. В книге представлено преимущественно хронологическое изложение теории фильмов, и, в соответствии с научным характером темы, освещены ключевые термины, дискуссии и фигуры, сформировавшие эту область. В каждой главе мы рассматриваем отдельный исторический период развития, который связан с некоторыми общими концептуальными и практическими проблемами. Каждый этап не только демонстрирует общие взгляды и приоритеты в работе отдельных теоретиков, но и несет на себе отпечаток окружавших его социально-исторических обстоятельств. В связи с этим я старался поместить развитие теории фильмов в более широкий исторический и интеллектуальный контекст и представить его как часть современных дискуссий на тему эстетики, культуры и политики.

Хотя эта книга стремится быть максимально доступной и практичной в своем общем исследовании теории фильмов, использованный в ней подход имеет и свои ограничения. Помимо частичных совпадений между главами 1 и 2, не удается избежать моментов, в которых нарушается последовательный порядок изложения. В отдельных случаях некоторые материалы отсутствовали или же были искажены в связи с различными историческими обстоятельствами. Наше восприятие многих теоретиков, например, Кракауэра, значительно изменилось, когда англоязычным читателям стали доступны дополнительные материалы. По мере возможности я рассматриваю все доступные материалы, стараясь при этом соблюдать последовательность. Определенные исключения в некоторых случаях обусловлены другими организационными параметрами. Например, глава 1 делится на подразделы, каждый из которых сосредоточен на определенном национальном контексте (например, Франция, Германия, Советская Россия). Каждый раздел в этом случае сохраняет свою собственную хронологию, хотя между ними есть несколько точек совпадения. Другим ограничением является то, что, несмотря на все стремление книги быть максимально всеобъемлющей, читателям должно быть ясно, что она сосредоточивается на теории фильмов с англо-американской точки зрения, а это означает, что главным образом она посвящена западноевропейским и американским теоретикам, оставляя при этом в тени многих других, которые выходили за рамки этой традиции. Эти оговорки означают лишь то, что во многих случаях читателю понадобится, или во всяком случае настоятельно рекомендуется, обратиться к дополнительным материалам или исследованиям, чтобы в полной мере получить представление обо всей области теории фильмов.

Помимо всеохватывающего подхода, в книге также есть несколько особенностей, которые направлены на то, чтобы сориентировать новичков и сделать ее максимально практичной для всех читателей. Слова, выделенные жирным шрифтом, можно найти в первом приложении книги, глоссарии теоретических терминов. Имена собственные, выделенные жирным шрифтом и курсивом — например, Андре Базен, — можно найти во втором приложении книги, глоссарии ключевых теоретиков. Эти источники позволят читателям сосредоточиться на фундаментальных понятиях и фигурах в теории фильмов, а также быстро найти краткие определения и основные описания. В то время как в первой половине книге выделенные термины и теоретики весьма однозначны, их подборка во второй половине оставляет место для дискуссий. По мере развития теории фильмов становится все труднее отдать должное каждому отдельному теоретику или четко обозначить то, что следует считать весомым вкладом. По этой причине некоторые теоретики выделены для более полного обсуждения, а другие упоминаются лишь вскользь. Эти различия сделаны с учетом общего вклада теоретика в область, а также его важности непосредственно в рамках соответствующего анализа, но, в конечном счете, такие вещи довольно субъективны и их не следует рассматривать как окончательный консенсус.

Эта книга предназначена для ознакомления читателей с нарративным обзором основных элементов теории фильмов, однако следует также четко осознавать, что это невероятно богатая и обширная область, которая требует дальнейшего рассмотрения. Теория фильма позволяет заглянуть вглубь социальной, культурной и интеллектуальной истории двадцатого века, но чтобы полностью понять ее многогранность, требуется гораздо большее, чем может дать эта книга.

Теория до теории, 1915–1960 гг.

Теория фильмов начала обретать форму в первой половине двадцатого века как неформальная практика в среде отдельных писателей, кинематографистов и энтузиастов, увлеченных этим новым средством массовой коммуникации и его отличительными особенностями. Хотя в их попытках не было формальной структуры или принципов, эти первые теоретики все же разделяли некоторые общие цели. Первое и самое главное, они участвовали в более масштабных усилиях, направленных на легитимацию фильма. В то время доминировало предположение о том, что фильм не заслуживает серьезного внимания — что его популярность и его коммерческие и технологические основы непременно означают, что он прямо противоположен искусству или культуре в их истинном смысле. Чтобы противостоять этим общепринятым предположениям, первые теоретики выдвигали различные доводы в пользу художественных достоинств фильма, как правило, путем сравнения или противопоставления его существующим эстетическим практикам, таким как театр. Кроме того, они предпринимали разнообразные попытки выявить фундаментальные качества фильма — формальные и технические атрибуты, которые отличали его как способ передачи информации, а также те практики, которым он был созвучен и которые были необходимы для наращивания его эстетического потенциала.


Еще от автора Кевин Макдональд
Введение в культуру критики

В Русском переводе "Культуры Критики" Кевина Макдональда отсутствует "Введение к первому изданию", содержащее много важной информации, представляющей значительный интерес для Русских читателей.(Перевод Романа Фролова)


Рекомендуем почитать
Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Основание и социокультурное развитие Санкт-Петербурга отразило кардинальные черты истории России XVIII века. Петербург рассматривается автором как сознательная попытка создать полигон для социальных и культурных преобразований России. Новая резиденция двора функционировала как сцена, на которой нововведения опробовались на практике и демонстрировались. Книга представляет собой описание разных сторон имперской придворной культуры и ежедневной жизни в городе, который был призван стать не только столицей империи, но и «окном в Европу».


Кумар долбящий и созависимость. Трезвение и литература

Литературу делят на хорошую и плохую, злободневную и нежизнеспособную. Марина Кудимова зашла с неожиданной, кому-то знакомой лишь по святоотеческим творениям стороны — опьянения и трезвения. Речь, разумеется, идет не об употреблении алкоголя, хотя и об этом тоже. Дионисийское начало как основу творчества с античных времен исследовали философы: Ф. Ницше, Вяч, Иванов, Н. Бердяев, Е. Трубецкой и др. О духовной трезвости написано гораздо меньше. Но, по слову преподобного Исихия Иерусалимского: «Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца».


Судьба Нового человека.Репрезентация и реконструкция маскулинности  в советской визуальной культуре, 1945–1965

В первые послевоенные годы на страницах многотиражных советскихизданий (от «Огонька» до альманахов изобразительного искусства)отчетливо проступил новый образ маскулинности, основанный наидеалах солдата и отца (фигуры, почти не встречавшейся в визуальнойкультуре СССР 1930‐х). Решающим фактором в формировании такогообраза стал катастрофический опыт Второй мировой войны. Гибель,физические и психологические травмы миллионов мужчин, их нехваткав послевоенное время хоть и затушевывались в соцреалистическойкультуре, были слишком велики и наглядны, чтобы их могла полностьюигнорировать официальная пропаганда.


Музей. Архитектурная история

Культуролог и музеолог Ксения Сурикова исследует феномен музея сквозь призму архитектуры и предлагает рассмотреть его в широком контексте культурных трансформаций, влиявших на роли и функции музея в обществе. Последовательно рассматривая особенности бытования музея в различные исторические периоды, автор показывает, как в зависимости от стратегий отношения к прошлому менялось восприятие музейного предмета и музейной функции, а следовательно, и выстраивалась или разрушалась типология музейного здания. Книга адресована архитекторам, художникам, культурологам, музеологам, а также представителям городских администраций и различных гражданских сообществ. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.


Феномен тахарруш как коллективное сексуальное насилие

В статье анализируется феномен коллективного сексуального насилия, ярко проявившийся за последние несколько лет в Германии в связи наплывом беженцев и мигрантов. В поисках объяснения этого феномена как экспорта гендеризованных форм насилия автор исследует его истоки в форме вторичного анализа данных мониторинга, отслеживая эскалацию и разрывы в практике применения сексуализированного насилия, сопряженного с политической борьбой во время двух египетских революций. Интерсекциональность гендера, этничности, социальных проблем и кризиса власти, рассмотренные в ряде исследований в режиме мониторинга, свидетельствуют о привнесении политических значений в сексуализированное насилие или об инструментализации сексуального насилия политическими силами в борьбе за власть.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.