Теория бессмертия - [13]

Да и дело было вообще не в ней и не в Вале: про себя Василий давно заметил, что после трудового дня ему нужен возбуждающий вечер, — в ресторане, театре, на стадионе, в цирке… как-то получалось само собой, что он попадал в эти места, причём самым фантастическим образом.

Вот и сейчас, примеряя чужую одежду, он уже вообразил себя, бог знает кем: он спаситель по призванию, он уже в театре и в роли призванного спасителя, и он уже очень сам себе нравиться.

Вперёд на улицу!

Прочь, от этой кислой Валькиной мордашки, которая будет страдать весь вечер из-за своей дуры-подруги.

Василий важно вышел из подъезда, вдохнул снежный зимний воздух и двинул по направлению к магазину.

В универсаме он взял две бутылки пива, батон хлеба, пачку масла, немого конфет, рассчитался за покупки, и хотел, было уходить, но заметил Светлану Адамовну, она уже направлялась к кассе.

Первым движением Василия было вернуться, подойти к ней, но он тут же вспомнил стыд, унижение, которое испытал совсем недавно, в фотолаборатории: «Нет! Ни за что… И потом, сейчас, на мне эта дурацкая кроличья шапка, чужое пальто».

Издали, наблюдая Светлану Адамовну, Василий, к своему великому изумлению, почувствовал сильное желание овладеть ей. Для него это было не простое желание самца, к конкретной женщине или к, любовнице, а острая непреодолимая мания прирождённого хищника, агрессивная страсть, сулившая какое-то безответственное и невыразимое ощущение.

Василий выскочил из универсама, на одном дыханье обежал вокруг дома, влетел в подъезд.

Лампочка в её подъезде горела!

Тогда он осторожно залез на перила и, упираясь двумя пальцами одной рукой о стену, осторожно выпрямился во весь рост.

Достал!

Он взял другой рукой конец своего шарфа, чтобы не обжечь пальцы, накинул на лампочку и покрутил лампочку влево.

Свет погас.

Василий спрыгнул.

О, чёрт!

Как темноте найти и забрать Валькину сумку?

Это потом!

Он поднялся вверх на один лестничный марш, а там была площадка, с окном во двор и висели радиаторы отопления, и из-за страха, оттого, что задумал, он озяб. Он надел чужие очки и притаился.

С того места, где он стоял, одна лестница вела вверх — где на площадку уже выходили двери квартир, другая лестница вела в низ — там, в темноте скоро должно было произойти нечто ужасное и омерзительное, как прыжок и укус хищника.

Его трясло от возбуждения — ему ещё надо было заранее расстегнуть пальто и ширинку на брюках… Он, попытался унять дрожь, и сосредоточить свою мысль на важности наступающего момента, но уже заскрипела уличная дверь. Потом знакомый голос молвил:

— Боже! Что за блядство… Опять эта лампочка перегорела!

Как только уличная дверь захлопнулась, Светлана Адамовна оказалась в полной темноте. Бормоча матерки и держась левой рукой за перила, она прошла на ощупь первый лестничный марш, повернула налево, и только коснулась ногой первой ступеньки следующего лестничного марша, как на неё, словно коршун на голубку, сверху свалился какой-то мужик.

Тараня Светлану Адамовну в грудь своей головой в кроличьей шапке, он притиснул её в угол, и в то же время успел залезть к ней своими длинными руками под подол и сдёрнуть трусики… Светлана Адамовна и охнуть не успела, как оказалась на полу под мужиком, без трусов и с раздвинутыми ногами. О, чёрт… Трёх секунд не прошло, а она уже ощутила в своём влагалище его член.

Вот это напор!

Первые секунды молчаливой борьбы она проиграла начисто. Но за это время прошёл шок, вернулся контроль над собой и телом, а следом должна появиться и возможность перехватить инициативу:

— Орать сейчас бесполезно: получу по зубам, а он удерёт, — Светлана Адамовна начала заводиться, — Пусть ебёт, но уж когда кончит… Он от меня он не уйдёт.

И, лёжа на бетонном полу, она будто специально стала исполнять какие-то ритуальные движения. Но ведь, конечно, эти движения могли быть случайностью — причём такая ерунда, что почти незаметны. Описать их просто, но пользоваться ими женщина может, лишь изобретя их, или после известного навыка.

Но и насильник оказался опытным партнёром. Она плыла — он не кончал: казалось, что у них обоих стремление к цели совсем не означало достижение этой цели, и вообще цель была достижима только в первом приближении, потому что всякое психофизическое движение, переходящее из-за страха или унижения за порог сознания, связано до известной степени с удовольствием…

Ведь осушив поток божественных чувств как сокровенный источник любви своими преступными или развратными деяниями, человеческие существа могут скрасить ужас своего положения лишь «обмениваясь слизью», как рыбы.

Она плыла, задыхаясь от наслаждения по волнам своей сексуальности, недосягаемая во всём: в своей проницательности, интуиции, сообразительности, в своих эмоциях и рефлексах.

Как большая и нежная рыба, она ощущала себя принадлежащей природе вместе с этим насильником, но высшей в этом единстве и потому способной одержать верх. И она ощущала это тем полнее, чем достаточней жалил его член.

И ещё один глубокий смысл раскрывался ей: старания насильника принуждали её считать личную слизь высшей формой духовной влаги, сродни той решимости и мужеству, которые порождаются убогостью и повседневностью ситуаций, и в которых находятся тысячи обычных женщин…