Теология. Введение в богословские дисциплины - [30]
Уровню «семейных отношений» соответствует диалог единства православных поместных церквей с инославными христианскими конфессиями. Если «практические» задачи только что обозначенных богословских дискурсов связаны с улучшением положения дел в различных измерениях внутрицерковной жизни, то здесь они направлены на улучшение межхристианского взаимопонимания, плодотворного взаимообмена в опыте «домостроения» духовной жизни и, в конечном счете, к созиданию условий для преодоления разделения христиан, которое становится особо востребованным ввиду все более всестороннего и беззастенчивого наступления на христианский мир самых многообразных антихиристианских сил (как «видимых», так и «невидимых»). Рассматриваемые дискурсы отчасти перекрываются традиционной дисциплиной «сравнительное богословие», которая, однако, в настоящем виде в качестве отдельной дисциплины (иногда она считается, хотя и неоправданно, даже одной из основных) нуждается в значительных «ограничениях». Во-первых, с собственно теологической точки зрения она является «применением» экклезиологии как одного из направлений догматики [см. Лекция 6.2]. Во-вторых, ее основное содержание перекрывается изучением истории церкви под углом зрения «символогии» [см. Лекция 4.2, 3]. Имея, таким образом, все основания для перевода данного компаративистского дискурса в область «прикладного богословия», несмотря на огромную важность решаемых им «практических» задач, можно предположить, что наиболее правильным было бы «распространение» его предмета за границы «сравнительной догматики» в области сравнительно-исторической литургики, каноники, аскетики и мистики для всестороннего сопоставления разделившихся христианских конфессий под православным углом зрения. Понять все многообразие факторов, приведших христиан конца XX столетия к новому уровню разделений, и тенденцию к дальнейшей «атомизации», различать среди них показатели действительной эрозии и проявления «личных особенностей» отдельных конфессий, связанных с особенностями национально-культурными (персоналистическая христианская экклезиология никак не может считать безусловным идеалом «глобализацию» как таковую), и рассмотреть конкретные перспективные «точки сближения» христиан в рамках всех перечисленных факторов — таковы основные задачи современного сравнительного богословия. Его практическая результативность предполагает размежевание с обеими крайностями — как конфессионального релятивизма (при котором богословский дискурс может стать практически неотличимым от религиоведения), так и «фальшивого конфессионализма» (В.В. Болотов), при котором все «свое» хорошо по определению как «свое», а все «не-свое» рассматривается с «презумпцией виновности»[200]. Для православного христианина не может быть безразлично современное влечение многих западных христиан (испытывающих в эпоху своего «постмодерна» и неуклонных адаптаций к обезбоженному миру[201] тягу к христианской аутентичности) к православной иконографии, гимнографии и восточнохристианской святоотеческой литературе, в том числе не только древней, но и новой [см. Лекция 10.3], и он должен делать все от него зависящее, чтобы это целительное стремление поддерживать. В то же время он не может не признать, что в целом ряде случаев (организация приходской жизни, дел милосердия, самого богословского образования, бережное отношение к церковным памятникам и архивам и многое другое) ему есть что заимствовать у западных христиан и что это понимание должно предполагать и практические выводы.
В отличие от «родственного» характера диалога православия с христианским инославием (при котором православие выступает как член семьи, который смог сохранить «семейное наследство» в большей сохранности, чем прочие), его коммуникация с инорелигиозным миром может быть только «политической». Традиционной богословской дисциплины, касающейся «внешней политики» христианства, к настоящему времени не существует, но некоторые аспекты возможных изысканий в области «теологического сравнительного религиоведения» вполне могли бы составить содержание одного из современных богословских дискурсов. Поскольку и в секулярной политике имеет место различение между государствами легитимными и «незаконными режимами», то и в области религиозной различение между традиционными нехристианскими религиями и «новоделами» в виде деструктивных тоталитарных сект также представляется по аналогии оправданным (и практика этих разграничений является реальностью религиозной политики даже наиболее секуляризированных стран[202]). Поэтому невозможность любого диалога с «религиозным терроризмом» никак не противоречит возможности такового с традиционными религиями, который, однако, не может иметь ничего общего с современным «суперэкуменизмом», являющимся законным и все более актуальным объектом критического внимания со стороны христианской апологетики [см. Лекции 5.2, 7.1]. Христианство — религия двух основных догматов о Св. Троице и Боговоплощении — не может иметь собственно «религиозного общения» с теми, для которых Иисус Христос, в Котором
