Тени Шаттенбурга - [151]

«Хватит», – мысленно уверил себя Кристиан. Должно хватить! Перегрин говорил ему, что у него это непременно получится. Ведь вышло же там, в подземелье, превозмогая боль, зачерпнуть из темного потока силы, чтобы обрушить за спиной их потрепанного отряда своды тоннеля, навсегда погребая в толще горы и тела верных, и путь, ведущий к залу Источника. Значит, сумеет и сейчас.

Что ж, пришла пора? Да. Но прежде непременно нужно сделать еще кое-что.

Попрощаться.

Его провожали Микаэль, Николас, Ульрика – и, конечно, Хелена. Порывался пойти и Марек, но присланный самим бургомистром лекарь встал насмерть: Клыкачу, чуть не отдавшему Богу душу, нужен был покой. Как и Альме: оба они из-за припарок и повязок напоминали толстые тряпичные куклы и могли лишь лежать, есть да спать. Впрочем, поодаль, на пределе восприятия, Кристиан видел еще один смазанный расстоянием искристый отпечаток – он был уверен, что это Пауль.

Вчера они долго говорили с Хеленой. Сейчас Кристиан не вспомнил бы этого разговора в подробностях – так много было сказано. Были и объятия, и быстрые поцелуи, которыми он осыпал ее щеки, высушивая губами соленые дорожки слез, и торопливый сбивчивый шепот в темноте. Она не уговаривала его остаться и не просила ни о чем. А он знал, что любовь к ней навсегда сохранит в своем сердце. В том, что Хелена никогда не будет нуждаться, Кристиан тоже был уверен: этого не допустят Ругер фон Глассбах, Николас и Ульрика, а главное – решивший осесть в городе Микаэль. Бывший телохранитель и за «птенцами» приглядит, и девушку станет беречь, как сестру.

Говорить не хотелось: все слова уже сказаны и еще хотя бы одно будет попросту лишним, внесет ненужное смятение, причинит боль.

Николас хлопнул его по плечу. Ульрика легкими пальцами нежно коснулась щеки. Микаэль обнял крепко, до хруста в ребрах, и сразу же отступил, будто смущенный своей неловкостью.

Хелена подошла и спрятала лицо у него на груди. Она не плакала, нет – только лишь прощалась. Когда девушка обняла Кристиана, вокруг не осталось ничего, кроме прозрачной изумрудной зелени – исполненного удивительной чистоты отпечатка самой сути Хелены. И в самой глубине этой зелени он на мгновение то ли увидел, то ли почувствовал танцующую золотую искру. Но она уже сделала шаг назад, и смутное ощущение пропало.

Они смотрели на него, не отрываясь, взгляды всех четверых были исполнены добра, тревоги и поддержки. Так могли бы смотреть мать и отец, так могли бы смотреть братья, от которых осталась лишь пронизанная светлой грустью память. Так могли бы смотреть все добрые и славные люди, которых, как вдруг понял Кристиан, в его жизни было не так уж мало. Каждому юноша был благодарен – за то, что они встретились ему, за то, что научили, как нужно жить правильно.

– Подождите! Подождите!

Зашуршала листва под быстрыми ногами, затрещали ветки кустов, и в распадке появился Пауль. Все-таки решился показаться, маленький проныра. Подбежав к Кристиану, мальчишка сунул ему под нос раскрытую ладошку.

– Вот, погляди! Это он мне дал. Сказал, чтобы, если нужна будет помощь, сжать и подумать – и он придет. Один раз я позвал, и он взаправду пришел! А что теперь делать с ней? Может… Может, если я подумаю о нем, если позову…

Голос мальчика был полон той надежды, которую, несмотря ни на что, умеют испытывать дети. Кристиан коснулся оплетенной прихотливым узором палочки. Судорожно вздохнул – она и впрямь несла след Перегрина, дерево еще помнило ловкие пальцы странника, пришедшего из неведомых краев и канувшего в бездну, забрав из этого мира чудовищный ужас. Да, палочка может послать зов и снова, вот только откликнется ли чужак? Кристиан не знал, лишь надеялся в глубине души, что Перегрин, уничтожив Ворга, сам сумел уцелеть. Может, пусть верит в это и Пауль?

– Я не знаю, – честно сказал он. – Но ты сохрани его дар и помни о нем. И может быть, когда-нибудь…

Он не договорил, но мальчик все понял. Пауль не по-детски серьезно кивнул, словно надеялся именно на такой ответ, и, завернув палочку в холщовую тряпицу, бережно спрятал ее за пазухой.

Кристиан отступил на шаг. Он был в той же одежде, в которой спускался к Источнику: добротной, удобной. На поясе кинжал в ножнах – подарок Микаэля и кошелек с парой дюжин серебряных монет. В котомке за спиной одеяло, моток веревки, немного еды, фляга с водой, кожаный сундучок с лекарствами и Библия. Юноша долго колебался, не зная, нужно ли брать с собой Писание, но потом решил, что даже под другими небесами люди оценят мудрость и доброту. Там же, за спиной, туго увязанный в рогожу, висел и меч странника. Кристиан не собирался обнажать его и нес клинок не как оружие, а как память о чужаке, ставшем ему наставником и другом, открывшем предназначение. Быть может, неведомая Тропа однажды приведет в мир, где был когда-то рожден Перегрин. И если Кристиан повстречает тех, кто знал странника, он расскажет им о последних днях Перегрина и о людях, которых тот спас.

– Пора, – негромко сказал Кристиан.

И потянулся к силе, текущей, подобно спокойной равнинной реке, сквозь все, что окружало юношу: от малых травинок до огромных дубов. И сила послушно отозвалась, а он